Вокруг ложь, а я бог лжи: почему Хью Джекман пилит бюджет в фильме «Безупречный»

На трибунах становится тише: 2002 год, Лонг-Айленд, камера любуется вечерней синевой освещенного спортивного стадиона. Из расположенного по соседству актового зала средней школы Рослин раздается уверенный мужской голос, кичащийся достижениями заведения и выпускников. «Успехи по всем фронтам!», «Дети стали умнее!», «В Гарварде — двое!», «Рослин — четвертая в списке лучших школ Америки» (рекорд!), — надрывается директор Боб Спайсер (Рэй Романо). Следом на сцену выходит он — мистер Безупречный, господин Неизбежный успех, суперинтендант Фрэнк Тассоне (Хью Джекман). Он обещает, что Рослин станет первой школой в пресловутом списке Wall Street Journal, который все так ждут под начало учебного года. Он обдает зал белоснежной улыбкой. Все — верят; лишь школьный логотип — белый бульдог с шипованным ошейником — выражает разумное сомнение.

Вскоре такой же взгляд на Тассоне бросит старшеклассница Рэйчел Бхаргава (Джеральдин Вишванатан), которая пришла к обаятельному администратору за комментарием для школьной газеты, а получила мотивирующую речь о том, что надо ставить перед собой высокие цели — и будут блестящие результаты. Ее следующий материал — про строительство моста, который соединит разные здания школы, — из дежурной заметки перерастет в расследование. Вскроется ряд коррупционных схем Тассоне, которые чуть ранее ему удалось скрыть благодаря тихому увольнению бизнес-администратора Пэм Глаклин (Эллисон Дженни). Она приобрела за счет школы пару домов, а спалилась на том, что племянница приобрела с той же карты PlayStation для сына и еще гору подарков всем на Рождество. Чем сильнее тает сугроб видимой благопристойности, тем гуще под ним оказывается навоз себялюбия и алчности.

«Безупречный» (в оригинале Bad Education) не бросается с первых кадров на территорию публицистики и обличения. Хотя в основе — статья Роберта Колкера в New Yorker, адаптированная для большого (теперь — малого) экрана Майком Маковски, выпускником Рослина как раз тех лет и подающим надежды сценаристом. Фильм наблюдает за Тассоне как будто бы издалека: из зала, из-за угла, с трибуны стадиона. Вероятно, с такой дистанции за ним наблюдала Бхаргава (в реальности — Ребекка Ромбом), написавшая текст, с которого все началось. Обилие крупных планов не должно вводить в заблуждение: «Безупречный» не занимает позицию тюремного фотографа и не упивается поимкой за руку людей, которые украли рекордные для американской среднешкольной коррупции $12 миллионов (тут уж Рослин точно на первом месте).

Не зная синопсиса, за первые минут 20 можно решить, что «Безупречный» — история успеха, очередной побратим условного «Человека, который изменил все» (2011), воспевающий паломничество к большим амбициям. Но и начинающееся на той же примерно отметке расследование — лишь бледная тень, скажем, даже прямолинейного «В центре внимания» (2015).

Фильм производит клаустрофобическое впечатление, потому что всю дорогу в комнате находится слон, о котором ничего не говорят. Почему Тассоне — бывший учитель, продолжающий дружелюбно питаться в столовой, и амбициозный менеджер — принялся тратить школьные деньги на пластическую хирургию и полеты бизнес-классом? Почему он 33 года втирал всем историю про покойную жену, проживая в гражданском партнерстве с мужчиной и изменяя ему с бывшим студентом в Лас-Вегасе? Где тот Рубикон, перейдя который заслуженный Росомаха и мистер Липтон превратился в волчонка с Уолл-стрит, хладнокровного афериста, продающего американскую мечту и студентам, и их матерям, которые ходили к Тассоне в книжный клуб, и директору, и жителям Лонг-Айленда, охотно селившимся поближе к школе Рослин. Благодаря успехам Рослина цены на недвижимость росли так, будто оценки — это новая нефть.

Мимолетная ассоциация с «Человеком, который изменил все» симптоматична еще и потому, что изначально его планировал снимать Стивен Содерберг — мастер отыскать метастазы экономически лоббируемой мечты во всех сферах жизнедеятельности. Апофеозом его представления об экономике как чудовищном мериле всех вещей стала прошлогодняя «Прачечная», тоже вышедшая в онлайне — на Netflix (не считая премьеры в Венеции, но и «Безупречного» показали в Торонто).

В сущности, Тассоне — с его зализанными волосами, стремлением красиво одеваться и красиво говорить, жаждой правильно питаться и миллионом тайн — полуживая маска успеха. Под ней — настоящий человек, осознавший, что фасад — главное. И он, разумеется, требует жертв: скрыть настоящую жизнь, личность, даже частично лицо. Этот подход транслируется на школу: не нужно чинить гниющий потолок и устанавливать в столовой печь для пиццы, а говорить правду — и вовсе необязательно, так как вся система образования да и вообще «успешной жизни» (тм) базируется на мотивирующей лжи.

На обочине сюжета есть и те, кому повезло меньше: отец Рэйчел Бхаргавы, подставленный чужими махинациями, или любовник Тассоне — Кайл Контрерас (Рафаэль Касаль), в школе писавший фанфики «Дюны», а в Вегасе ставший — не от лучшей, видимо, жизни — танцором и барменом. Эта линия в «Безупречном» ограничивается конфликтом поколений — правдолюбивой Бхаргавы и лицемерного Тассоне, — но имеет еще и историческую подоплеку, описанную в документальном фильме «Поколение благополучия» (2018). Нулевые — переходный период от взбалмошных 90-х с золотыми унитазами, дорогими вечеринками и вырвиглазными нарядами к аскетичным и зацикленным на здоровье 2010-м. Этот потребительский бум конца прошлого столетия во многом обеспечен отказом Никсона от золотого обеспечения доллара в 1970-х, что привело к переизбытку денежной массы и экономическим пузырям. Но главное тут — скачок веры в долларовый эквивалент счастливой жизни.

Тассоне, как явствует из финальной тюремной сцены, искренне мечтал стать первым. Сделало бы это счастливым его, а не маску мистера Безупречного — большой вопрос. И он вряд ли приходит в голову Рэйчел, выступающей примером порядочности и лупой, через которую рассматривают несоответствие старого мира требованиям актуальной санэпидемстанции. «Безупречный» — и это одно из главных достоинств фильма — явно сочувствует всем персонажам, даже тем, кто комично попался на баснословной лжи.

Впрочем, ветхость философии «быть первым» — и отнюдь не первым — 20 лет назад эффектно развенчал другой фильм про школу с символом в виде исполинского бульдога. «Донни Дарко» (2001) Ричарда Келли иронизировал надо всем, что ассоциировалось с агрессивным американским благополучием 1980-х. Спустя 20 лет фасад всего лишь перекрасили, а происки модного на границе тысячелетий фатума заменила рука рынка. Где же ты, счастье, ау?