Посттравматический синдром, преследующий участников разных вооруженных конфликтов, всегда находил свое отражение на большом экране. С особой откровенностью его исследовали в американском военном кино, снятом по горячим следам боевых действий во Вьетнаме, Ираке, Персидском заливе. Киновед и кинокритик Нина Цыркун в рамках проекта «ИК» (НЕ)НАСИЛИЕ заглядывает в «сердце тьмы» и рассказывает как голливудские режиссеры обнажали симптомы ПТСР.
Герой фильма Фрэнсиса Форда Копполы «Апокалипсис сегодня» капитан Бенджамин Уиллард (Мартин Шин) по заданию командования совершает путешествие вверх по реке Меконг на патрульном катере, чтобы «устранить безвозвратно» полковника Курца (Марлон Брандо), «одного из лучших офицеров за все время существования этой страны», который дезертировал, сошел с ума, а теперь командует группой местных жителей в джунглях нейтральной Камбоджи. Те почитают его как бога. Рано утром воздушная кавалерия подполковника Килгора начинает атаку на побережье, включив в громкоговорителях «Полет валькирий» из оперы Рихарда Вагнера «Валькирия», так как Килгору кажется, что это приводит вьетнамцев в ужас.
«Валькирия» отсылает нас к тетралогии Вагнера и образу Зигмунда, сына Вотана (Одина), а тот, в свою очередь, к эссе Карла Густава Юнга «Архетип Вотана», суть которого — иррациональный, психический фактор души, сметающий давление цивилизации и, таким образом, ее уничтожающий. «Этот архетип, — писал Юнг, — соответствует первообразу актуального бедственного положения и выдвигается в бессознательном в моменты проблемной ситуации». В эссе, опубликованном в 1936 году, Юнг называл этот архетип главной характеристикой немецкого духа, выявив мистическую основу идеологии национал-социализма. (Кстати, автор сценария «Апокалипсиса» Джон Милиус называет себя «дзен-фашистом».) Однако повесть Джозефа Конрада «Сердце тьмы», по мотивам которой поставлен фильм, впервые была опубликована еще в 1902 году. А Вотан, верховный бог в германо-скандинавской мифологии, отец и предводитель асов, царь-жрец, колдун-воин, бог войны и победы, — лишенный покоя путешественник, вызывающий беспокойство и раздоры. Римский историк Тацит отождествил Вотана-Одина с богом Меркурием; путешественник и антрополог Тур Хейердал выдвинул теорию, что Один, реально существовавший князь Асгарда, жил на рубеже нашей эры в Приазовье и переселился в Скандинавию со своим народом из-за давления римлян, а археолог Лотте Хедеагер утверждала, что его образ сложился в результате слияния образов божества древних германцев Вотана и Аттилы под воздействием экспансии гуннов. Кроме того, его считали прообразом Санта Клауса, а теперь он зашел и во вселенную Марвел. Универсальность Вотана и, соответственно, его архетипа позволяет столь же многовекторно использовать его применительно к различным бедственным состояниям, в том числе посттравматическому стрессовому расстройству. Согласно данным американского Национального центра исследования посттравматического стрессового расстройства, к симптомам, по которым можно определить ПТСР, относятся психическая неустойчивость, тягостные воспоминания и девиантное поведение, хотя сама его природа и механизмы все еще изучаются и уточняются. Тем не менее ПТСР можно было диагностировать, по разным оценкам, у 11 или 20% служивших в войсках во время войны в Ираке, у 11% — во время войны в Персидском заливе, у 15% — среди тех, кто служил во Вьетнаме.
«Ужас, ужас…»
Полковник Курц — идеальное воплощение архетипа Вотана в интерпретации Юнга. Знаки-символы, подаваемые ему из бессознательного, активизировали сознание и породили новую жизненную установку, якобы указывавшую на разрешение конфликта в мистифицированной форме воссоединения с прошлым через коллективное бессознательное, что он и осуществляет через ритуально-магическую практику.
По мере приближения к цели в окружении Уилларда все явственнее наблюдаются разного рода расстройства. Да и с ним самим мы впервые встречаемся в гостиничном номере, в мирной обстановке, где он, привыкший к хаосу войны, испытывает психологическую ломку и во вращении гостиничного вентилятора слышит шум вертолетных лопастей. (Фильм Кэтрин Бигелоу «Повелитель бури» открывается эпиграфом: «Упоение сражением часто превращается в сильную и неизлечимую зависимость, потому что война — это наркотик»). Спутник Уилларда, старшина Лэнс Джонсон, принимает большую дозу ЛСД и теряет рассудок в кислотном трипе. На линии фронта Уиллард встречает сумасшедшего солдата на последнем рубеже американской армии на Меконге. В самом поселении Курца Уиллард встречает полусумасшедшего фотожурналиста, который рассказывает о величии Курца и его философии, вовлекающей людей в свою орбиту. Истоки своей философии Курц раскрывает Уилларду, вспоминая, в частности, об одном из эпизодов своей службы в спецвойсках, когда они вакцинировали детей местного племени от полиомиелита, после чего жители отрубили малышам руки, в которые делались прививки. «И тогда я понял… как будто в меня кто-то выстрелил, выстрелил алмазной пулей прямо мне в лоб… Воля, чтобы сделать это, — совершенная, кристально чистая. И я понял, что они сильнее нас… Это были не монстры, это были люди… но у них была сила — сила, чтобы сделать это… Нам нужны люди, способные мобилизовать свои первобытные инстинкты и убивать без чувства, без страсти, не пытаясь судить… не пытаясь судить. Потому что именно желание судить делает нас слабее и приводит к поражению». В сущности, речь идет об отказе от инстанции разума и подчинении бессознательному. Уиллард понимает, что Курц желает умереть как воин, и убивает Курца при помощи мачете. Умирая, тот, неосознанно цитируя слова шекспировских героев Гамлета и Макдуфа, шепчет: «Ужас… ужас…».
Но здесь мы вновь возвращаемся к архетипу Вотана/Одина. Мифологический бог пригвоздил себя копьем к мировому древу Иггдрасиль, висит на нем девять дней, после чего, испив священного меда, получает руны — носительницы мудрости. Стало быть, пройдя инстанцию бессознательного, верховный бог все же припадает к кладезю разумного.
«Покажите меня на ярмарке, и пусть все смеются!»
История Курца моделирует ситуацию превращения служащих войны в лишенную способности размышлять машину для убийства. В своем первом полнометражном фильме «Тропы славы» Стенли Кубрик на реальном эпизоде из Первой мировой войны раскрывает скрытую механику ведения военных действий, подчиненных личным амбициям высокопоставленных командиров, для которых солдаты — всего лишь расходный материал, а боевая операция — подобие шахматной партии. Эта тема детализируется в сатирической комедии о паранойе холодной войны «Доктор Стрэнджлав, или Как я научился не волноваться и полюбил атомную бомбу», где выживание человечества зависит от клоунов-военачальников с говорящими фамилиями: генерал Потрошиллинг, полковник Гуано, майор Кинг-Конг. В фильме Кубрика «Цельнометаллическая оболочка» речь идет уже о вьетнамской войне. В тренировочном лагере инструктор Хартман внушает новобранцам, что «морским пехотинцам запрещено умирать без разрешения» и «если ты не убьешь, то станешь мертвым морским пехотинцем и окажешься по ноздри в говне». И, когда однажды у солдат берут интервью, никто не может ответить на вопрос: «Что делают войска США во Вьетнаме?» Они здесь для того, чтобы уничтожать и истреблять, потому что им так сказали и потому, что домой ты вернешься либо трупом, либо героем. Попадая в ад войны, они начинают терять рассудок.
И все-таки человеку трудно расстаться с привычкой думать. Даже несмотря на усилия врачей, которым хотелось бы видеть в превращенном в обрубок солдате удачный материал для медицинских экспериментов. Ушедший добровольцем на Первую мировую герой фильма Далтона Трамбо «Джонни взял ружье» признан в госпитале лишившимся памяти, разума, чувств и превратившимся в «существо». Чтобы никто не увидел его, Джонни держат в кладовке. Однако он не разучился думать, вспоминать и даже мечтать, он подает знаки SOS, бьясь головой о кровать. Мечтает выйти из госпиталя и готов содержать себя, показываясь «в гробу как человек с собачьей головой». А если нет, Джонни предпочитает лучше умереть, чем остаться «существом».
«Я как будто иду представлять Соединенные Штаты на Олимпийских играх», —
Это слова Боба, одного из главных героев фильма Хэла Эшби «Возвращение домой». В таком эйфорическом состоянии отправлялись на фронт многие. А потом настроение менялось. Из фильма в фильм повторяются дымные сцены сумятицы, неразберихи, когда с разных сторон раздаются противоречивые команды: «Отходим!», «Вперед!» А растерянный солдат не понимает, что делать, куда стрелять. Вот и «Рожденный четвертого июля» Ронни (Том Круз) в картине Оливера Стоуна палил наугад, не сразу сообразив, что застрелил своего товарища. Это и стало драйвером его посттравматического синдрома, хотя префикс «пост» здесь излишен. Он зарождается на войне, в условиях боевых действий. И вряд ли лечится: найдя в себе силы честно признаться в том, что он сделал, перед лицом семьи погибшего, Ронни не получил прощения; эта боль будет преследовать его до конца жизни. А Боб, который видел себя героем-«олимпийцем», покончил с собой. Так добровольно искал и нашел свою смерть Ник из «Охотника на оленей» Майкла Чимино. И все же, вспоминая его, друзья и близкие Ника дружно затягивают: «Боже, благослови Америку, мой дом родной!» Патриотическую песню, которую в 1918 году написал Ирвинг Берлин во время службы в армии.
А между тем многие ветераны, вернувшись с войны, чувствуют себя дома чужими, неприкаянными. Как Крис в фильме Клинта Иствуда «Снайпер». Как Стивен, один их трех друзей в «Охотнике на оленей», или тот же Боб из «Возвращения домой». Как сказал в том же фильме Люк: «Я хотел быть героем войны. Хотел убивать за свою страну. А теперь я могу сказать вам, что убивал за свою страну и не горжусь этим. Потому что для этого нет причин».
На войне чужими были для них местные, и не только люди в форме. «Они тут все на одно лицо!» — говорит про афганцев герой фильма «Повелитель бури» Кэтрин Бигелоу. И он вместе с другими просто методично делает свое дело, то есть что приказано, как натренированные автоматы. А для их врагов, конечно, все американцы тоже чужие. И когда телеведущий Кронауэр (Робин Уильямс) в фильме «Доброе утро, Вьетнам!» Барри Левинсона из добрых побуждений пытается помочь вьетнамскому парню, подорвавшему в баре двух американцев, не встречает понимания. В ответ Туан говорит ему: «Вы убиваете мой народ за тысячи миль от своего дома. Моя мать и мой брат, которому было 29 лет, убиты американцами. Мой сосед, его жена. За что? Потому что они не считали их людьми. Просто крошками-вьетнамцами…»
«Они пролили первую кровь»
А вернувшись домой, они не застрахованы от того, чтобы оказаться жертвами, как это случилось с Рэмбо (Сильвестр Сталлоне) в одноименном фильме Теда Котчеффа. Он просто не понравился местному шерифу, потому что чужак, потому что с длинными волосами. И, когда его избивают в полицейском участке, в его мозгу всплывают сцены пыток у вьетконговцев. Рэмбо берется за оружие — у него есть презумпция — «они пролили первую кровь». За него пытается вступиться бывший командир, знавший Рэмбо как героического бойца, но против полиции он бессилен. В конце концов Рэмбо соглашается сдаться и в сопровождении Траутмана выходит к блюстителям закона с поднятой головой.
Встречаясь в огне и дыму войны, фронтовики начинают обостренно чувствовать несправедливость и восстают против нее в мирной жизни, которая оказывается не такой уж мирной. Тогда они вновь берутся за оружие. Как Трэвис Бикл (Роберт Де Ниро) в «Таксисте» Мартина Скорсезе. Одинокий ветеран-морпех, страдая бессонницей, устраивается на работу ночным таксистом, становится свидетелем самых темных сторон жизни Нью-Йорка и однажды знакомится с 12-летней проституткой Айрис, сбежавшей от сутенера. Трэвис пытается вернуть подростка на путь истинный, но выясняется, что она сама не больно-таки этого хочет. И он берет меч справедливости в свои руки, готовясь к священному для него акту возмездия и очищения мегаполиса от грязи как ритуальному действу, — выбривает голову подобно воинственным ирокезам, выходящим на тропу войны. Фильм поставлен по сценарию Пола Шредера, для которого характерно введение в действие педантичных ритуалов подготовки к некоему решительному поступку независимо от их цели. Возвращаясь к этому приему, Шредер обращается к архетипу человека, обманутого в своих, может быть, лучших представлениях или побуждениях, не желающего разделять свою фрустрацию с другими, предпочитая остаться с ней один на один. Тем более что этих «других» рядом нет — прошедшим войну ветеранам трудно ладить с теми, кто ее не знал. А случается, что и с самими ветеранами. Вот Крис Кайл, по мемуарам которого Клинт Иствуд поставил фильм «Снайпер», техасский ковбой, решивший после взрыва американского посольства пойти на военную службу, ставший самым успешным снайпером в военной истории США, вернувшись из четвертой командировки в Ирак, не может приспособиться к семейной жизни.
По совету психотерапевта он идет в госпиталь, чтобы помочь тем, кому еще труднее. А из титров мы узнаем, что Крис был убит одним из бывших солдат. И на титрах же мы видим его похороны, где траурный кортеж на всем пути следования сопровождают люди с флагами и плакатами, славящими героя. Сам акт убийства Клинтон не решился реализовать на экране.
Трэвису, который хотел искоренить зло на корню, не удалось покушение на кандидата в президенты, тогда он выбирает цель помельче — устраивает в борделе кровавую баню, но и сам получает смертельные ранения. Оказывается, что и родители Айрис, и его несбывшаяся любовь Бетси считают его героем, о нем пишут газеты. Впрочем, финальные сцены оператор Майкл Чэпмен в фильме Скорсезе снимает как ночной кошмар, может быть, проносящийся в мозгу Трэвиса в смертельной агонии. А сам он с легкой усмешкой прикладывает к виску окровавленный палец, выговаривая «пуф, пуф, пуф», как бы подводя итог своей жизни и невольно травестируя мифологизированную гибель полковника Курца.
Курц гальванизировал архетип Вотана, чтобы мобилизовать в людях первобытные инстинкты и заставить убивать, не пытаясь судить, то есть не задумываясь о смысле самого действия. Но он был лишь одним из многих, кто, облекая свои команды другими руководящими мотивами, посылал на войны когорты людей, лишенных права рассуждать. Однако даже когда те, терзаемые психической ломкой, пытались справиться с ней, ревитализация способности судить возвращала их на тот же путь — сеять смерть. Иного они не видели.
Брошенные на чужой земле семена взошли на родной почве.
К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:
Google Chrome Firefox Safari