Фильм «Сладкая жизнь» Федерико Феллини, повторно выходящий в отечественный прокат с 5 марта, лишен сюжета в традиционном понимании этого термина. Эпизоды фильма связаны нитью повествования о похождениях Марчелло, преуспевающего журналиста из неофашистской газеты. Поначалу Марчелло в «высшем свете» не более чем соглядатай. Он подглядывает за жизнью богачей, пишет о ней, создает сенсации или скандалы, зарабатывает на хлеб насущный. Преуспевая, он постепенно из соглядатая превращается в соучастника. Он растворяется среди тех, кто, истощив все свои творческие силы, исповедует только один культ — извращенное наслаждение.
Публикуем три отрывка из начала, середины и заключительной части сценария «Сладкой жизни».
ОКРАИНА РИМА. АКВЕДУК ФЕЛИЧЕ. ДЕНЬ
Солнечное утро. Гул вертолета.
Развалины акведука Феличе на далекой окраине города. Люди, отдыхающие у домов барачного типа, смотрят в небо, откуда доносится стрекочущий гул вертолета.
Гул нарастает по мере приближения; на стене акведука и на земле вырисовывается тень вертолета; под ним, слегка покачиваясь, как бы плывет в воздухе огромный темный силуэт.
ОКРАИНА РИМА. ДЕНЬ
Несколько мальчишек, оборванных и грязных, гонявшихся друг за другом на пустыре, бросив игру, с захватывающим интересом следят за пролетающим вертолетом; они взбегают на самый высокий бугор и размахивая руками и неистово вопя смотрят вслед вертолету, который удаляется в сторону Рима.
ОГРОМНЫЕ ЖИЛЫЕ КОРПУСА НА ОКРАИНЕ РИМА. ДЕНЬ
Тень летящего вертолета с покачивающимся под ним темным силуэтом вырисовывается на белой стене одного из корпусов в пригороде Рима.
Тень принимает гигантские размеры и перемещается дальше; из окон домов выглядывают мужчины и женщины и смотрят вверх.
ДВОР. ДЕНЬ
В длинном и узком, как расщелина, дворе несколько рабочих, ремонтирующих грузовую автомашину, замечают вертолет; прервав работу, они смотрят вверх.
СОБОР СВЯТОГО ИОАННА. ДЕНЬ
Высокие статуи, украшающие фасад собора Святого Иоанна, четко вырисовываются на фоне неба.
Слышен прерывистый гул приближающегося вертолета; он пролетает вдоль фасада собора, и тут обнаруживается, что темный силуэт, покачивающийся под ним, — это огромная деревянная статуя Иисуса Христа.
Продолжая покачиваться в воздухе, гигантская статуя проплывает мимо фигур апостолов, выстроившихся на фронтоне собора, и удаляется в сторону центра города.
Следом за первым вертолетом, то поднимаясь, то опускаясь, летит второй.
ВИДЫ РИМА (СНЯТО С ВЕРТОЛЕТА). ДЕНЬ
Статуя летит над Римом. Она почти касается крыш домов, пролетает над улицами, площадями, фонтанами.
В одном из учреждений — здании современной архитектуры с большими окнами — гул вертолета привлекает внимание служащих; они поворачивают головы в сторону улицы, затем встают со своих мест и присоединяются к стоящим у окон.
Среди служащих несколько девушек. Пользуясь случаем, молодые люди стараются примоститься к ним поближе.
За окном на расстоянии нескольких метров проплывает покачивающаяся в воздухе статуя.
Все встречают ее шумными возгласами и, высунувшись до предела из окон, размахивают руками. Вслед за первым вертолетом тотчас же появляется второй; пролетая мимо окна, у которого стоят девушки, он внезапно застывает, как бы повиснув в воздухе. Внутри прозрачной кабины помимо пилота находятся двое молодых людей, которые жестами приветствуют девушек. Это Марчелло и Папараццо.
Девушек обдает воздушной волной от вращающегося винта вертолета. Это их забавляет, они весело смеются, посылают ответные приветствия, стараются перекричать друг друга.
Оба молодых человека тоже что-то кричат из кабины, но голосов их не слышно — по-видимому, шутливые комплименты по адресу девушек. Папараццо, в руках которого фотоаппарат со вспышкой, несколько раз снимает их.
Девушки смеются и, хотя их все равно невозможно услышать, кричат, указывая на статую, которая уже далеко:
— Что это такое?
КАБИНА ВЕРТОЛЕТА. ДЕНЬ
Марчелло и Папараццо пытаются жестами что-то дать понять девушкам.
Марчелло. Блондинка!.. Телефон!.. Номер!..
Марчелло уловил, что хотели сказать девушки, и кричит в пустоту:
— Это Иисус Христос!.. От папы!..
Папараццо тоже кричит:
— Хотите с нами прокатиться...
Вертолет внезапно набирает высоту и удаляется; вслед ему несутся возгласы, смех, приветствия девушек. Стоя в кабине, Марчелло и Папараццо, смеясь, еще и еще раз жестами приветствуют девушек.
ВИДЫ РИМА. ДЕНЬ
Гигантская статуя с распростертыми в воздухе руками пролетает над центром города.
Откуда-то из громкоговорителя доносится приглушенный голос:
Голос из громкоговорителя: Раз, два, три, четыре... Алло... Алло...
Издалека появляется купол собора Святого Петра, по направлению к которому летят оба вертолета, освещенные солнцем.
Торжественно, гулко плывет над городом звон тяжелого колокола.
ПЛОЩАДЬ СВ. ПЕТРА
Вертолет кружится вокруг купола собора. Он едва не задевает статуи святых и повисает над площадью, запруженной народом.
НОЧНОЕ КАБАРЕ. НОЧЬ
На площадке для танцев, в световом кругу направленного на них прожектора два молодых танцора в женских костюмах исполняют эстрадный номер.
В переполненном зале за столиками, расположенными вокруг танцевальной площадки, сидит обычная публика, одетая с претензией на элегантность.
В глубине зала, облокотившись о стойку бара, стоит Марчелло в темном костюме; он с любопытством следит за выступлением двух танцоров.
Танцоры заканчивают свой номер и удаляются под гром аплодисментов.
Тотчас же вслед за этим к публике обращается завладевший микрофоном конферансье.
Конферансье. А теперь вам будут показаны модели одежды, подготовленные к зимнему сезону известной фирмой...
Рядом с конферансье появляется человек, одетый с подчеркнутой эксцентричностью; он обеими руками приветствует присутствующих и расточает улыбки в ответ на аплодисменты, которыми его встретили.
Голос конферансье слышится все глуше и глуше.
Один из танцоров подходит к стойке бара и садится рядом с Марчелло, положив руку на его плечо.
Это красивый юноша с женственной внешностью, не производящий, однако, впечатления вульгарного или глупого; он очень расстроен — то ли искренне, то ли притворно — трудно понять.
Танцор. Я так расстроен, так расстроен сегодня... Мне хотелось бы умереть...
Марчелло смотрит на него с чуть насмешливой, но сочувственной улыбкой.
Марчелло. Почему?..
Танцор. Я был не в форме, понимаешь? Ужасно болит голова... Мне так неприятно, ведь здесь был ты...
Улыбаясь, но уже без иронии, Марчелло отвечает:
— Нет ли у тебя сигареты «Экстра»? Не огорчайся, все было отлично. У тебя всегда получается отлично.,.
В то время как танцор ищет сигареты, внимание Марчелло привлекает высокая, изящная, элегантно одетая девушка в больших темных очках, которая вошла с непринужденной уверенностью и остановилась у входа. Это Маддалена. Она приветственно машет Марчелло рукой и направляется к столикам. На танцевальной площадке тем временем началась демонстрация мод.
Манекенщицы, холеные, сухопарые, дефилируют в роскошных меховых шубках, из-под которых проглядывает почти обнаженное тело.
С появлением каждой манекенщицы представитель фирмы объявляет ее фамилию. Публика аплодирует.
Марчелло отходит от стойки бара и пытается пробраться к той девушке, которая его приветствовала. В этот момент пожилой мужчина, сидящий за одним из столиков и не спускающий с Марчелло глаз, подзывает его к себе тоном, в котором чувствуется глухая и плохо скрываемая враждебность.
Господин. Подойди-ка сюда...
Марчелло явно предпочел бы не откликнуться на это приглашение, но уклониться трудно, и он подходит к столику. С деланым дружелюбием приветствует того, кто его подозвал, и сидящую рядом с ним элегантно одетую даму. Она курит, глядя в сторону, и подчеркнуто игнорирует как самого Марчелло, так и его приветствие.
Марчелло. Добрый вечер...
Мужчина не реагирует ни на приветствие Марчелло, ни на его фамильярно-дружелюбный тон; он впивается в него глазами, в которых таятся вражда и угроза.
Господин. Кончится тем, что я тебе сверну шею! Смотри берегись!
Марчелло отвечает с подчеркнутым равнодушием и ноткой цинизма. Он, видимо, привык по роду своей деятельности к подобным разговорам.
Марчелло. Прошу прощения... Но я должен информировать наших читателей, это моя профессия... Впрочем, это ведь неплохая реклама... Может пригодиться, не так ли?
Но на его собеседника эти слова не производят должного впечатления.
Господин. Это тебе так не пройдет... Понятно?..
Кивком головы он указывает на сидящую рядом с ним женщину, которая продолжает курить, уставившись в одну точку и выказывая полнейшее безразличие к происходящему.
Господин. Пока что у нее неприятности с мужем... Кой черт печать вмешивается в наши личные дела?.. Ты просто рад напакостить...
Мужчина незаметно для себя повысил голос, чем привлек внимание окружающих. Сидящие за соседним столиком юноши и дамы уставились на Марчелло, которому стало не по себе. Чтобы как-то выйти из положения, он пытается превратить все в шутку.
Марчелло. Ну что ж, убей меня...
Затем Марчелло тоном сообщника обращается к женщине:
— А до чего ж хорошо было на Капри, а?
В этот момент мимо него проходит Маддалена. Воспользовавшись случаем, Марчелло пытается ретироваться:
— Простите... Мне нужно идти... Меня ждет дама...
Однако его собеседнику и сидящей рядом с ним женщине явно не до шуток. Женщина даже не удостоила Марчелло взглядом, а ее спутник сказал, отчеканивая слова:
— Иди, иди... Разыгрывай из себя благородного...
Марчелло сделал вид, будто не понял этой оскорбительной реплики, и последовал за Маддаленой, направившейся к выходу.
Когда Марчелло проходит мимо бара, его подзывает к себе танцор, который все еще сидит за стойкой и пьет.
Танцор. Марчелло... Ты что, уходишь?
Марчелло, не останавливаясь, дружески прощается с ним:
— Пока...
И быстро выходит.
УЛИЦА ВЕНЕТО (РАЙОН КАФЕ ДЕ ПАРИ). НОЧЬ
Маддалена выходит из ночного кабаре. Как только она появляется на улице, трое фоторепортеров (среди них Папараццо), сидевших на корточках вдоль стены с фотоаппаратами наготове, вскакивают, собираясь ее сфотографировать.
Маддалена энергично отбивается от них, говорит резко и решительно:
— Прошу вас... Не приставайте... Я сказала, что нет...
Вышедший вслед за ней Марчелло довольно грубо отгоняет назойливых фоторепортеров:
— Оставьте ее в покое... Слышишь, Папараццо, отстань от нее!.. Ты разве не видишь, что она со мной?.. Отстань, Бьянчини!.. Какое вам до нее дело?..
Фоторепортеры, ухмыляясь, отходят от них без особого сожаления.
Бьянчини. А тебе какое до нее дело?
В то время как Марчелло и Маддалена направляются к роскошному лимузину, принадлежащему девушке, трое фоторепортеров, подловато хихикая, возвращаются на свои места.
Папараццо громко, с усмешкой в голосе, кричит вслед своему приятелю:
— Эй, Марчелло, приятного времяпрепровождения!..
Марчелло садится рядом с Маддаленой в длинную открытую машину.
Девушка спокойно заводит мотор и ведет себя так, будто ничего не произошло.
Маддалена. Вам куда?..
Марчелло. А вам, Маддалена?
Маддалена. О, мне... Я даже не знаю... Не знаю, куда девать себя... Сегодня я совсем расклеилась.
Машина стремительно набирает скорость.
ПЛОЩАДЬ ДЕЛЬ ПОПОЛО. НОЧЬ
Открытый лимузин останавливается неподалеку от одного из центральных фонтанов Рима.
Маддалена неторопливо выключает мотор и откидывает голову на спинку сиденья. Потом говорит:
— Мне хотелось бы жить в новом, совершенно незнакомом городе, где бы я никого не знала. (Помолчав.) Ну, что будем делать?
Марчелло (мягко). Можем поехать дальше. Или можем остаться здесь. Как хотите...
Маддалена продолжает разговаривать как бы сама с собой:
— Мне хотелось бы жить на необитаемом острове.
Марчелло (с чуть заметной иронией). Так купите себе его.
Маддалена. Я уже думала об этом. Но что это изменит?
Марчелло. Пожалуй, вся беда в том, что у вас слишком много денег
Маддалена открывает дверцу и выходит из машины. Она отвечает с полуулыбкой, рассеянно:
— А ваша беда и том, что у вас их слишком мало. И вот что у нас с вами получается...
Марчелло не спеша выходит из машины и говорит:
— Ну, это не беда... Наоборот... Нас осталось так мало, недовольных собой...
Вдруг он замечает у Маддалены синяк под глазом и участливо спрашивает:
— Как это вы?..
Маддалена. Да так... Ерунда... Нет-нет, не выходите, мы сейчас же поедем... А может, хотите остаться?..
Марчелло снова усаживается в машину.
Марчелло. Можем ехать, можем остаться... Все равно...
Маддалена тоже садится в машину. Марчелло смотрит на часы:
— Половина третьего...
Маддалена снова заводит мотор, но не включает скорость, она в нерешительности: ехать или не ехать. Затем она включает фары, внезапно осветив фигуру женщины, которая медленно пересекает площадь.
Усмехнувшись, Маддалена выключает фары, потом снова дает дальний свет, забавляясь этой довольно жестокой игрой. Ослепленная ярким светом, женщина останавливается и прикрывает глаза рукой.
Внезапно набрав скорость, машина с зажженными фарами едет прямо на женщину, прижавшуюся к стене дома. Передние колеса лимузина останавливаются совсем близко от нее. Обомлев от ужаса, женщина истошно кричит:
— Выключи свет!.. Ты что, с ума спятил?.. Маддалена выключает фары. Взяв ее за руку, Марчелло вполголоса спрашивает:
— Сигареты есть?
Маддалена дает ему пачку сигарет. Марчелло протягивает их женщине, которая тем временем нерешительно приблизилась к машине со смешанным чувством гнева и недоверия.
Марчелло. Иди сюда.. Хочешь сигарету?
Все еще настороженно, но начиная уже на что-то надеяться, женщина берет сигарету и вглядывается в лица сидящих в машине.
Проститутка. Добрый вечер...
Марчелло. Все еще разгуливаешь?..
Проститутка. Да вот иду домой спать...
Марчелло. Где ты живешь?
Проститутка. А тебе что, ко мне захотелось? В Чессари Спирити. (И с профессиональным кокетством довольно примитивного свойства добавляет): «Ну, что будем делать?.. Может, подвезете меня?.. Я смертельно устала...»
Маддалена тихо, отрывисто говорит Марчелло:
— Пусть сядет... Тут, посредине... Марчелло открывает дверцу машины, выходит и жестом приглашает женщину:
— Ну, садись... Мы довезем тебя до дому...
По-детски обрадовавшись, женщина быстро забирается в роскошный лимузин и восторженно восклицает:
— Красота!..
Она усаживается между Маддаленой и Марчелло, который снова сел в машину, и начинает трогать все, что попадается ей под руку.
Проститутка. Какая машина!.. Это что — «Паккард»?
Маддалена легко и уверенно ведет машину.
Проститутка. А это что?.. Где радио?
Она трогает одну за другой все кнопки, находит кнопку от радио, нажимает ее — доносится музыка.
Проститутка. Ага, вот оно где... Здорово как...
Марчелло мягко хлопает ее по руке:
— Ты можешь сидеть спокойно?.. Все тебе надо трогать...
Но женщину это отнюдь не останавливает: она поворачивается к Маддалене, обращаясь к ней на «вы»:
— Чья это машина?.. Ваша?..
Маддалена. Да.
Проститутка опытным взглядом окидывает Марчелло.
— Наверное, это ты ей подарил, а? Марчелло улыбается.
— Нет, ее отец.
Проститутка. Ай да отец! От моего я получала только одни подзатыльники...
Маддалена обращается к Марчелло через плечо женщины и разговаривает, как бы не замечая ее.
Маддалена. Вы знакомы с моим отцом, не правда ли?
Марчелло. Да. Вы нас как-то познакомили.
Маддалена. А ваши родные где?.. Я не помню...
Марчелло. В Чезене.
Маддалена. Это на взморье, да?
Марчелло. Нет.
Желая, видимо, снова включить в разговор женщину, Марчелло обращается к ней:
— Как идут дела? Хорошо?
Проститутка недовольно морщится:
— Какое там хорошо...
В отличие от дружелюбного тона Марчелло, Маддалена сухо и надменно спрашивает ее вполголоса:
— А сегодня как было?
Проститутка (с презрительной усмешкой). Один-единственный клиент. Дал мне тысячу лир и пачку паршивых сигарет...
Она вдруг понимает, что вопрос был задан светской дамой. Женщина недоуменно и немного подозрительно смотрит на Маддалену, которая все с тем же спокойствием продолжает задавать ей вопросы.
Маддалена. Кто это был? Молодой? Старый?
Проститутка. А я и не посмотрела как следует....
Глядя прямо перед собой и обращаясь к Марчелло, Маддалена приглушенным голосом быстро спрашивает:
— Вы могли бы с такой?..
Марчелло, которому немного не по себе от этого вопроса, старается, чтоб ответ его был услышан только Маддаленой:
— Нет...
Маддалена. А она ведь не хуже других... Разве у таких вы не бываете?
Марчелло. Иногда...
Женщина тем временем продолжала нажимать на кнопки и вертеть регулятор громкости радиоприемника, который звучит теперь на полную мощность. С упоением слушая передающуюся песенку, она радостно восклицает:
— Послушайте, какая прелесть! До чего мне нравится...
ДОМ, ГДЕ ЖИВЕТ ПРОСТИТУТКА. НОЧЬ
Машина Маддалены подъезжает к дому, построенному в ряд со многими другими домами барачного типа на пустынной окраине, и останавливается. Марчелло выходит, пропуская вперед женщину.
Проститутка. Только не надо шуметь, тут все спят... Сделайте потише, потише...
Она собралась было снова забраться в машину, чтобы выключить радио, но Маддалена опередила ее. Радио умолкает.
Марчелло. Мы все равно ведь сейчас уедем... Уже поздно, и отсюда далеко...
Проститутка. Как так?.. А кофе?.. Ну зайдите ко мне на минутку... Я быстро... Я умею готовить вкусный кофе... За пять минут...
Маддалена выходит из машины, предварительно выключив фары, Марчелло не терпится поскорее уехать.
Маддалена. С кем вы живете?.. У вас есть кто-нибудь дома?
Женщина услужливо ведет Маддалену и Марчелло через крохотный огород, примыкающий к дому.
— Никого дома нет, будьте спокойны... Да и кому там быть?.. У меня есть двоюродный брат, но он уехал в Веллетри за справкой...
Она шарит рукой под кирпичом, вынимает оттуда ключ, открывает дверь, входит первой.
— Сейчас я зажгу свет... Через пять минут будет кофе... Входите.... — Маддалена входит, следом за ней Марчелло.
ДОМА У ПРОСТИТУТКИ. НОЧЬ
Маддалена и Марчелло входят в сопровождении женщины в жалкую каморку, которая служит одновременно прихожей и кухней. Женщина суетится, чтобы усадить их, и делает это с непосредственностью маленькой девочки, играющей в «прием гостей».
Проститутка. Тут немного тесновато... Я сейчас принесу стул... Располагайтесь поудобнее...
Но увидев, что вдвоем их никак не усадить, она проходит в соседнюю комнату.
— Может, здесь вам будет удобнее... Тут сплю я, но, в общем... Места хватит...
Комната, в которую прошли Маддалена и Марчелло, значительно просторнее, но почти всю ее занимает широченная кровать. Здесь есть и платяной зеркальный шкаф. На стене висит кое-какая одежда. Все имеет убогий и жалкий вид.
Проститутка. Устраивайтесь... Если хотите сесть, места сколько угодно... А я сейчас зажгу газ...
Она быстро возвращается в соседнюю каморку и начинает готовить кофе. Продолжая разговаривать, она то и дело появляется на пороге. Маддалена и Марчелло тем временем медленно прохаживаются по комнате.
Проститутка. За сколько ж это времени вы добираетесь до Рима на такой машине? Если б не вы, знаете, где бы я сейчас была? Где-нибудь в районе Сан-Джованни, не ближе... А потом, ты же барин... Утром тебе, наверное, не надо вставать чуть свет на работу Вы как любите кофе?.. Крепкий? Я вам сварю такой кофе!
Марчелло разглядывает какой-то сувенир на комоде и приветливо говорит:
— «Сувенир де Пари»... Скажи, как тебя зовут?
Проститутка. Лилиана....
Марчелло. Ты была в Париже, Лилиана?
Проститутка. В Париже? Нет. Я эту штуку купила... Она миленькая...
Рядом с парижским сувениром на комоде выставлено несколько фотографий. Марчелло рассматривает их, а в это время Маддалена, стоя за его спиной, оглядывает все вокруг тяжелым, странным взглядом.
Марчелло. А это кто?.. Твоя мать?
Он оборачивается и оказывается лицом к лицу с Маддаленой. Бледная, взволнованная, она молча смотрит на Марчелло.
Проститутка. Да, моя мать... Там она снята с моей сестрой... Правда, я на нее похожа?
В то время как женщина продолжает разговаривать в соседней комнате, Маддалена вполголоса говорит:
— Закрой дверь...
И, не дожидаясь, пока это сделает Марчелло, она сама закрывает дверь и снова молча поворачивается к Марчелло. Марчелло подходит к ней, обнимает, порывисто целует. Маддалена так же порывисто отвечает на его поцелуй.
ДОМ, ГДЕ ЖИВЕТ ПРОСТИТУТКА. НОЧЬ
Проститутка сидит на поломанном ящике у входа в дом; наружная дверь открыта и освещена изнутри.
Женщина курит сигарету и смотрит на луну. Вокруг темно и тихо.
Женщина на секунду обращает взгляд к двери, как бы ожидая чего-то; затем снова смотрит на небо. На пороге, за ее спиной, появляется Марчелло.
Он немного смущен. Женщина слегка поворачивает голову. Марчелло подходит к ней и запросто, как бы желая сгладить неловкость, проводит рукой по ее волосам.
Женщина спокойно и непринужденно улыбается:
— Кто знает, может, до нее и доберутся на этих, на ракетах. И кто знает, что еще там найдут, на Луне...
Она медленно встает.
Марчелло улыбается и вполголоса говорит, указывая на дом:
— Вот она идет... Сейчас мы поедем...
Появляется Маддалена, как всегда уверенная в себе. Она вглядывается в темноту, пытаясь сориентироваться:
— Здесь есть где развернуться? Женщина спешит дать ей подробные пояснения:
— Тут незачем разворачиваться... Вы поедете прямо, потом увидите, что дорога сворачивает вправо, вот там и можно сделать поворот... На такой машине здесь иначе не развернешься, вокруг полно ям...
Маддалена роется в сумочке, вынимает деньги и протягивает их женщине. В этот же момент, пытаясь опередить ее, то же самое проделывает и Марчелло.
Торопливо выражая свою признательность, женщина с предельной быстротой берет деньги у них обоих.
— Спасибо... Спасибо... Что ж это вы так рано собрались... Значит, вы поедете прямо, а когда доедете до развилки, повернете направо.
Маддалена (обращаясь к Марчелло). Садись...
Она быстро садится в машину и холодно прощается с женщиной:
— До свидания.
Прежде чем сесть в машину, Марчелло пожимает руку женщине и запросто, по-дружески похлопывает ее по затылку.
— До свидания, Лилиана. Прощай.
Маддалена сразу же включила фары и завела мотор. Как только Марчелло занял место в лимузине, она дала полный газ, и машина, подпрыгивая на ухабах, вскоре скрылась в темноте.
Женщина все еще продолжает напутствовать уехавших. Полученные деньги воодушевили ее и пробудили в ней материнскую заботливость:
— Прощайте... До свидания... Не надо так мчаться... Будьте поосторожнее с такой машиной... Прошу вас... До свидания....
ЗА ГОРОДОМ, НЕДАЛЕКО ОТ ТЕРНИ. НОЧЬ
Марчелло ведет машину по ухабистой дороге, то и дело попадая в ямы и лужи. Идет дождь. Его старенькая малолитражка подпрыгивает на рытвинах и разбрасывает во все стороны черные брызги грязи. В свете фар виден моросящий дождь.
Рядом с Марчелло сидит Эмма и вытирает рукой запотевшее стекло; на лице ее, обращенном к окну, выражение тревожного ожидания. Фары время от времени освещают пустынную унылую местность; вокруг ни жилья, ни людей. Только дождь. На заднем сиденье развалился Папараццо; он держит в скрещенных на животе руках свой неизменный фотоаппарат. Кажется, он спит.
Эмма вглядывается в темноту; ее широко раскрытые глаза неестественно блестят, и она продолжает упорно вытирать оконное стекло тыльной стороной ладони. Указав на что-то за окном, она чуть взволнованным голосом говорит Марчелло:
— Вон там.
Вдали, почти на уровне земли, виден мерцающий свет. Фары машины освещают группу спешащих куда-то людей. Мы видим двух монашенок, еще нескольких женщин. Они сторонятся, чтобы дать проехать машине, и не поднимают глаз.
Мерцающий свет все приближается. Машина попадает в рытвину, и Папараццо подбрасывает. Он ловит на лету фотоаппарат и ругается:
— Черт бы побрал...
Марчелло с трудом объезжает очередной ухаб и не может удержаться от смеха:
— Успокойся, Папараццо, мы уже приехали...
Откуда-то сбоку выезжает роскошный лимузин и подстраивается в хвост малолитражке Марчелло. Свет его мощных фар, падающий на машину сзади, мешает Марчелло.
Папараццо щурится, задергивает занавеску на заднем окне; затем устраивается поудобнее.
Мерцающий свет уже совсем близок; сквозь тонкую пелену дождя можно различить толпу людей.
Под тонким деревцем посреди поля стоят зажженные свечи, большие и маленькие: это от них исходит мерцающий свет. Они вставлены в обычные кухонные кастрюли.
Несколько женщин пытаются сделать навес из одеял, натягивая их на вбитые в землю колья.
Трое или четверо карабинеров в плащах и капюшонах с ружьями наперевес образуют нечто вроде кордона.
Марчелло, Эмма и Папараццо выходят из машины. Едва ступив на землю, сонный Папараццо вдруг сразу оживает и озирается вокруг.
Поодаль виднеются легковые машины с зажженными фарами; в них полно людей, которые чего-то ждут. Некоторые машины очень дорогих марок.
Показав свои журналистские пропуска, Марчелло и Папараццо проходят через полицейский кордон и идут дальше.
Оставшись одна, Эмма прячется под стоящим поблизости деревом; она с тревогой смотрит в ту сторону, куда ушел Марчелло.
Когда она тянется, чтоб увидеть Марчелло, ее полная грудь еще четче вырисовывается под тканью платья.
Марчелло и Папараццо смотрят вокруг и видят небольшой навес, под ним стол, лампу и человека, который разговаривает с группой людей.
Марчелло и Папараццо подходят к ним; это своего рода пресс-бюро; говорящий мужчина самым подробным образом информирует группу журналистов о свершившемся «чуде»:
— Это чудо произошло 7 июля в 19 часов 45 минут, и дети минут 20, не меньше, ясно ее видели...
Папараццо рукой дотрагивается до плеча какого-то незнакомого мужчины, по виду крестьянина:
— А где же эти дети?..
Крестьянин (серьезно). Сейчас придут.
Папараццо обращается к сидящему за столиком мужчине с таким видом, будто давно его знает:
— Прежде всего, скажите, о каком чуде идет речь?
При появлении двух детей — мальчика и девочки — в толпе раздаются истерические выкрики; дети приближаются в сопровождении пяти или шести женщин, которые, видимо, охраняют их.
Карабинеры ружьями сдерживают толпу. Женщины что-то кричат, обращаясь к матери детей. Она следует за детьми, положив руки на их плечи.
Женщины. Блаженная ты, счастливая ты.
Другие женщины (обращаясь к «святым» детям). Счастливая ваша мама.
Женщина. Да благословит тебя мадонна.
Оба «святых», ни разу не улыбнувшись, останавливаются около дерева, где стоят зажженные свечи; сопровождающие их женщины образуют вокруг них кордон.
Несколько женщин протягивают через головы карабинеров своих младенцев и просят, чтоб их передали «святым».
Женщина. Скажите им, чтоб они хоть подержали на руках мою девочку. Сделайте одолжение.
Другая женщина просит одного из карабинеров отнести ее ребенка «святому»:
— Бригадир, а моя девочка чем хуже? Положите ее на руки к святой, и мадонна ниспошлет нам свою благодать.
«Святая» с трудом держит на руках толстенькую девочку, которая исподлобья смотрит на нее, а потом рассеянно озирается по сторонам.
В нескольких метрах от них Папараццо спокойно снимает эту сцену.
«Святая» возвращает толстенькую девочку и берет на руки другого ребенка.
Теперь эту сцену снимают другие фотографы; то и дело вспыхивают «молнии» и щелкают затворы фотокамер.
Оба «святых» очень охотно и послушно принимают нужную фотографам позу.
Вдруг, о чем-то вспомнив, Марчелло глазами начинает искать Эмму.
Он обнаруживает ее сидящей на корточках под деревом. Она уставилась на него широко открытыми, горящими глазами...
Неподалеку от Эммы сидят, образуя полукруг, несколько крестьян и смотрят на нее. Коленки сидящей на корточках Эммы очень белые и круглые.
Марчелло подмигивает одним глазом Эмме и улыбается ей.
Эмма знаками дает ему понять, чтоб он подошел и сел рядом, но Марчелло уже успел повернуть голову в другую сторону.
Папараццо продолжает снимать «святых».
Папараццо (подошедшему к нему Марчелло). У этого дерева они увидели мадонну.
Оглашая воздух ревом клаксона, подъезжает автобус итальянского радио с необходимой аппаратурой для записи и трансляции радиопередачи.
Из машин, стоящих поодаль, доносится передаваемая по радио веселая музыка, и видно, как несколько пар в темноте обнимаются.
Эмма платком вытирает мокрое лицо.
Подъезжает прибывший из Рима автобус газеты «Джорнале д'Италиа». Из него выскакивает уличный газетчик, который тотчас же начинает бойко продавать газеты.
Газетчик. Специальный выпуск! Чудо! Детям явилась мадонна!
Газеты раскупаются.
«Святым» несут больного ребенка, привязанного к крохотным носилкам; он тепло закутан; видны только его глаза.
Оба «святых» и группа сопровождающих удаляются вместе с крохотными носилками.
Марчелло и Папараццо незаметно следуют за ними, прячась в кустарниках.
На то место, где «явилась» мадонна, кладут больного ребенка.
Метрах в двух от него оба «святых» становятся на колени и молятся. Сопровождающие их женщины опускаются на колени чуть поодаль. Они шепчут молитву, но глаза их продолжают метать во все стороны быстрые, алчные взгляды, от которых ничего не ускользает. Мелкий дождик капает на лицо больного ребенка, который издает еле слышный жалобный стон.
Окутанные мраком, тянутся пустынные ноля. На одном из деревьев колышутся ветки. Раздается крик летучей мыши.
Больной ребенок больше не стонет; он лежит тихо, глаза его открыты. По его крохотному личику стекают мелкие капли дождя.
Марчелло и Папараццо стоят в выжидательной позе.
Марчелло широко раскрытыми глазами уставился в темноту; впечатление такое, что он действительно чего-то ждет.
Папараццо сохраняет невозмутимое спокойствие; он прячется под деревом, чтоб уберечь от дождя фотоаппарат. Случайно задевает лампу-молнию, происходит вспышка.
Мы видим эту вспышку издали: что-то яркое блеснуло над кустарником и исчезло.
В толпе раздаются истошные крики; все ринулись вперед.
Карабинеры не в силах сдержать эту лавину и бегут вместе с толпой. Люди подбегают к дереву, неистово кричат:
— Вот она! Вот она!
Стоящие поодаль машины внезапно включают фары, осветив все каким-то фантастическим светом.
Девушка истерически вскрикивает и падает без чувств.
Больной ребенок оказался под угрозой быть раздавленным толпой бегущих и орущих людей. Отец ребенка бросается к нему и прикрывает его своим телом. Он неотрывно смотрит на ребенка.
Тысячи ног пробегают мимо него. И даже после того, как толпа схлынула, отец продолжает защищать своим телом ребенка и не обращает никакого внимания ни на «чудо», ни на то, что происходит вокруг.
Оба «святых» явно растерянны; они бегут то в одну, то в другую сторону, останавливаются, потом снова пускаются бежать, увлекая за собой ревущую толпу. «Святой» то и дело указывает пальцем в разные стороны:
— Вот тут, вот там.
Марчелло и Папараццо бегут впереди толпы.
Папараццо, пятясь, снимает. На него так действует вид всех этих исступленных людей с горящими фанатичными глазами, что он то и дело оборачивается и смотрит, нет ли действительно мадонны.
Больше ни на что не обращая внимания, позабыв даже о «святых», толпа ринулась к маленькому деревцу, где произошло «чудо». Там никого нет. Тогда все набрасываются на деревце и, не долго думая, начинают срывать с него листья.
Несколько старых женщин, подоспевших первыми, срывают по одному листку, на эту «реликвию» находится много охотников.
Мужчины вынимают из карманов перочинные ножи, орудуют ими. И вот с деревьев начинают исчезать сначала листья, а потом и целые ветки.
Папараццо продолжает снимать.
Добравшись до дерева, Эмма срывает с него длинный кусок коры и всеми силами старается уберечь его от толпы.
Марчелло пытается вывести Эмму. Он замечает, что Папараццо все еще снимает, и сухо бросает ему:
— Хватит, кончай.
Марчелло удается наконец на руках вынести Эмму из толпы. Эмма самозабвенно прижимает к груди оторванный кусок коры.
Папараццо с предельной осторожностью поднимает над головой свой фотоаппарат, защищая его от толчков.
Марчелло, Папараццо и Эмма молча садятся в машину.
Дождь усилился.
Толпа начала растекаться во все стороны.
Марчелло за рулем. С ожесточением пытается он прорваться сквозь толпу и непрерывно сигналит.
Монахиня в большом белом капюшоне шагает по грязи под дождем. Лицо ее выражает предельное спокойствие, сосредоточенность и глубокую удовлетворенность. Какое-то время она находится совсем близко от окна машины, потом видно, как она удаляется и идет быстрым, легким шагом.
ЗАГОРОДНОЕ ШОССЕ, ВЕДУЩЕЕ В ФРЕДЖЕНЕ. ЛУННАЯ НОЧЬ
Осенней ночью по загородному шоссе мчатся пять машин, обгоняя одна другую, неистово сигналя и со скрежетом скрипя тормозами на поворотах.
Эта безудержная гонка, видимо, очень забавляет автомобилистов. Из машин доносятся то веселые, то испуганные выкрики и какие-то слова, заглушаемые шумом моторов.
Машины переполнены молодыми людьми и девушками. Некоторые громко поют. Царит то неестественное веселье, которое рождается в подвыпившей компании, предвкушающей какое-нибудь ночное приключение.
В одной из открытых машин — в последней, — следующей на некотором расстоянии от остальных, за рулем сидит женщина (Бетта). Здесь же — Марчелло; он зажат между двумя девушками и двумя молодыми людьми. Один из них, Пеппе, уселся на верх машины, поставив ноги на сиденье. Он по-военному трубит в трубу, вызывая хохот и протестующие возгласы своих дружков.
ЗАГОРОДНАЯ ВИЛЛА. ЛУННАЯ НОЧЬ
Машины с зажженными фарами одна за другой останавливаются около виллы. Слышен скрежет тормозов, с треском хлопают дверцы, доносятся неистово ликующие выкрики. Кто-то запел.
Все выскакивают из машин и с шумом врываются в сад.
Такое напускное необузданное веселье длится обычно недолго.
У многих в руках свертки и бутылки с вином — обычное снаряжение скороспелых ночных оргий.
Мужчин больше, чем женщин; двое из них заходят в сад, обнявшись и смешно пританцовывая. Хозяин виллы — молодой человек, который ехал в первой машине, — пытается угомонить остальных:
— Только не горланить, вы разбудите добропорядочных людей, которые давно уже спят...
В ответ на эти слова Пеппе дует в трубу, имитируя неприличный звук. Мужчины хохочут, женщины визгливо хихикают. Кто-то из более благоразумных кричит: «Тише!»
Зажигается свет, ярко освещая подъезд виллы. Все хором восклицают, как дети:
«О!..»
И хохочут.
Теперь мы их хорошо видим. Это элегантные молодые люди; они, очевидно, были на премьере или на балу. Новые для нас лица, с которыми мы еще не знакомы. Девушки из высшего общества, две иностранки (американские художницы), одна второразрядная актриса, две дамы, балерина. Молодые люди напоминают нам золотую молодежь с улицы Венето или из бара «Эксельсиор».
Среди них выделяется высокий темноволосый молодой человек с напудренным и накрашенным, как у женщины, лицом. Его зовут Мариуччо; он чудовищно извращен. Остановившаяся на секунду у подъезда, словно для того, чтобы сфотографироваться, вся эта разношерстная компания, освещенная ярким светом, являет собой довольно странное и своеобразное зрелище.
Наконец, охваченные новым порывом веселья, все входят в виллу.
ГОСТИНАЯ В ВИЛЛЕ. НОЧЬ
Звучит рок-н-ролл.
Просторная гостиная на первом этаже, узкая лесенка, ведущая во второй этаж. Гостиная обставлена в «морском» стиле — богато, но безвкусно. Кругом царит беспорядок: на столах, на стульях, на полу — всюду валяются грязные тарелки и рюмки.
Женоподобный красивый молодой человек разжигает огонь в камине. Все остальные — или почти все — танцуют рок-н-ролл. Одни танцуют хорошо, другие хуже, усердно стараясь уловить ритм.
Марчелло тоже танцует, но выражение лица у него задумчивое. Все движения он выполняет машинально — так, словно делает давно заученную гимнастику.
Мариуччо. Мне идет краска? Сегодня утром, когда я накрасился, я выглядел великолепно! (Он кокетливо смотрится в стекло висящей рядом картины.) Если бы вы знали, как приятна на лице пудра...
Потом плаксивым тоном, будто он в претензии на кого-то, объявляет:
— У меня выскочил прыщик!
И он быстрым, энергичным движением вытягивает подбородок в сторону Марчелло, показывая пальцем на какую-то точку на коже:
— Вот здесь у меня прыщик... Знаете, вначале я мажу лицо кремом «Дюрбанс», жду пять минут, пока он подсохнет, а затем накладываю пудру «Пино Сильвестре»... Все мне завидуют, что у меня такой цвет лица... М-м!
В конце почти каждой фразы он с вызывающим видом произносит «м-м», словно делая кому-то назло.
Мариуччо. Нет, вам надо было видеть меня сегодня утром! Надо было! Я даже ресницы подкрасил! А лицо у меня было розовое-розовое... (Он сообщает это с превеликой радостью, потом вдруг снова изображает обиженного и начинает хныкать.) М-м... Все мне надоело... Приелось... М-м...
Заметив, что один из молодых людей — совсем юнец — ведет себя разнузданно, он с презрением кивает в его сторону:
— Не успеют они на свет появиться, а уже знают больше французского короля Карла.
Но его недовольство тут же сменяется глубокой меланхолией:
— Что касается меня, то меня ничего больше не интересует! Я хочу ретироваться, хочу бросить все это... Знаете, сколько людей, узнав, что я ретируюсь, скажут мне: «Что ты делаешь»? А я отвечу: «Оставьте меня в покое, я больше не желаю этим заниматься!»
Он на секунду умолкает, затем снова пускается в откровения, объясняя причины, побудившие его принять такое решение:
— Меня влечет к себе церковь, и вот почему: я вдруг понял, что стал слишком много грешить, я хочу искупить свои грехи, хочу покаяться. Вы знаете, что я ходил на покаяние к Мадонне Помпейской? — И, выпятив грудь, с гордым видом добавляет: — Босой!
Затем с каким-то беспокойством, стараясь пояснить свои необычные ощущения, он рассказывает:
— Это было похоже на кошмар... Таинственный голос призывал меня бросить все это... Говорил мне, что это грех и я могу погубить себя... Да-да! И тот голос был совершенно прав! Именно так и надо. Сегодня ретируюсь я, завтра ретируется другой, и так постепенно со всем этим будет покончено... Будет покончено с развратом...
Вдруг, возмутившись, как добропорядочная кумушка, он добавляет:
— Но вы знаете, что чем больше людей бросают такую жизнь, тем больше новых появляется! Да-да! Уходят двое, а появляется 50, м-м... да! В 65-м году наступит полный разврат, будет похуже, чем в Апокалипсисе! Мать моя! Сколько мерзости выйдет наружу!..
Марчелло, который никак не реагировал на все эти излияния, на секунду прислушался, затем сказал:
— Все это бредни.
Мариуччо встрепенулся: во-первых, он рад, что Марчелло обратил на него хоть какое-то внимание, а во-вторых, ему нравится изображать обиженного и он продолжает настаивать на своем:
— То есть как это бредни? Вы что — шутите? Когда я что-либо говорю — значит, так оно и есть!.. Почему этому нельзя верить? Вот смотрите, теперь, когда я решил ретироваться после этого религиозного кризиса, я сразу успокоился, как будто освободился от тысячи грехов.
Марчелло. Это неправда. Мариуччо со скорбным выражением лица прикладывает руку к сердцу:
— Ну честное слово, правда. Клянусь Мадонной! Почему вы мне не верите? Разве я вам вру? Я не враль, я не враль!.. М-м...
Марчелло. Ну ладно, ладно...
Внезапно ход мыслей Мариуччо меняется. На лице его появляется довольная улыбка, и он с наивно-стыдливым видом говорит:
— Господин журналист, так вы поверили всему тому, что я вам нарассказал? Неужели вы не поняли, что все это шутки? О, религиозный кризис сыграл, конечно, для меня какую-то роль, но вы, наверное, уже бог знает что представили себе! Да-да, вы потому пишете в газетах всякие небылицы, что всем верите... м-м. Из мухи делаете слона...
Тем временем оргия приняла какой-то неистовый, разнузданный характер; пресытившись всем в этой затхлой, тошнотворной атмосфере, компания продолжает бессмысленно, механически «веселиться».
Голос. Поставь канкан.
Слышны звуки канкана.
Двое юношей, одетые в костюмы субреток времен Первой мировой войны, сначала пытаются изобразить роковых женщин, затем начинают танцевать канкан.
Остальные смотрят на них с холодной усмешкой.
Сквозь жалюзи в комнату пробивается утренний свет. Бетта с мрачным видом упорно тянет за шнур, пытаясь плотнее закрыть жалюзи. Один шнур рвется. Тогда Бетта прислоняет к щели коврик — ее раздражает этот безжалостный свинцово-серый свет.
Мариуччо (к Марчелло). Я люблю жизнь... сладкую жизнь... А ты?
Одна из девиц подходит к окну, глубоко вдыхает свежий воздух, затем сонным голосом спрашивает:
— Что это там происходит на пляже? Ловят рыбу?
НА ПЛЯЖЕ. РАССВЕТ.
Море спокойно, даже слишком спокойно. Издали оно кажется огромной грязной лужей желтоватого цвета.
Пробираясь сквозь сухой прибрежный кустарник, на поляну, пестреющую обрывками грязной бумаги, с разных сторон выходят участники ночной оргии и направляются к морю. Приближаясь к пляжу, они видят на берегу группу по пояс обнаженных мужчин с подвернутыми до колен штанами. Мужчины столпились вокруг чего-то.
Марчелло и человек десять его друзей (среди них Катрина и Мариуччо) бегут к берегу. Бессонная ночь наложила свой отпечаток на все лица. Люди бегут с трудом, застревают в песке, останавливаются, чтобы отдышаться, и снова бегут.
Группа рыбаков чем-то явно взбудоражена. Одни смеются, другие, делая руками знаки, подзывают компанию. Весело галдят мальчишки; это дети рыбаков — загорелые, курчавые, полуголые. Все осторожно ходят вокруг чего-то, лежащего на берегу.
Марчелло проталкивается вперед и смотрит наземь: распластавшись, на песке лежит огромных размеров рыбина. По форме это нечто среднее между гигантской мышью и беременной женщиной; туша почти двухметровой длины, вздувшаяся, с множеством уродливых плавников. Несколько крабов ползают по ее огромному белому брюху.
Бетта (пронзительным голосом). Нужно сообщить на телевидение. Это же чудовище!
Огромная рыбина мертва, но что-то в ней еще осталось живым — это один открытый глаз.
Голос Марчелло. Да она живая, живая!
У рыбины человечий глаз: с веком, ресницами и круглым зрачком.
Марчелло пристально смотрит на глаз, и ему становится не по себе. Он отворачивается, но его словно манит к себе этот страшный глаз. Марчелло кажется, будто глаз пристально смотрит на него глубоким, многозначительным взглядом.
Марчелло (шутливым тоном, но внутренне обеспокоенный). Ну чего тут смотреть?
Он обходит стоящих вокруг туши людей и останавливается с другой стороны; оттуда он снова смотрит на глаз.
Глаз по-прежнему устремлен на него.
Марчелло смотрит на глаз с ненавистью и страхом. Затем, чтобы отвлечься, закуривает и усаживается на песок.
Отсюда, снизу, он снова видит чудовище, которое оказалось как бы на одном уровне с ним.
Голоса рыбаков. Надо отнести ее в зоопарк! Тебе хорошо заплатят!
— Джува, а вдруг она стоит целое состояние...
Джува пожимает плечами; он не знает, что ему делать со своим уловом. Это человек небольшого роста, сильный, с открытым лицом.
Стоящий неподалеку молодой рыбак в пальто и в шляпе, но с босыми ногами говорит:
— Я видел такую рыбу в Гаэте. Чтобы посмотреть на нее, брали 50 лир. Честное слово! На ярмарке...
Другой рыбак произносит:
— Брось ее в море, Джува, она дохлая.
Марчелло не может отвести взгляда от глаза рыбины. Можно подумать, что он видит в этом глазе какой-то символ. Смысл взгляда нужно разгадать. Это таинственное послание, полученное в конце еще одной пустой, потерянной ночи или, быть может, в завершение всего на свете...
Перевод с итальянского Т. Злочевской, А. Поповой.
К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:
Google Chrome Firefox Safari