Берлинале продолжается. Во второй главе берлинских дневников Зинаида Пронченко и Антон Долин обсуждают фестивальные открытия и разочарования — утрату зрения и вкуса в новом фильме Дарио Ардженто, возвращение Ульриха Зайдля, урок поп-философии от Квентина Дюпьё.
Зинаида Пронченко: Я очень недовольна. И пить за Карло Шатриана не собираюсь. Мне кажется, что фестиваль сглазил президент жюри Шьямалан. Его главный фильм, как мы помним, называется «Шестое чувство». Так вот. В чудовищной картине Урсулы Майер «Линия» одна из героинь лишается слуха. В еще более невыносимой картине Дарио Ардженто «Темные очки» протагонистка теряет зрение. А все остальные конкурсанты, кажется, утратили вкус.
Антон Долин: Красиво! Но вкус — фантом, не так ли? Каждый из нас считает, что именно его — хорош, а у других так себе. Я бы обратился к иным категориям. Например, «Линия» (плачевным образом подтверждающая националистическое mot о том, что за столетия мирной и благополучной жизни Швейцария вместо искусства произвела на свет часы с кукушкой) — попросту плохо сделанное кино. О музыке, но от людей с очень приблизительными представлениями о ней. О бытовой агрессии, но без простейшей мотивации для нее. И с удивительно нерачительным использованием актерского таланта Валерии Бруни-Тедески, которая жеманничает и пищит, ничуть не вызывая сочувствия в роли матери трех взрослых сестер, после стычки с одной из них оглохшей на одно ухо. Задумывали драму, а вышел скверный анекдот. Дарио Ардженто лично я пропустил, но после его «Дракулы» решил больше не портить себе воспоминаний о старых фильмах мэтра знакомством с его новыми работами. Меньше знаешь — крепче спишь.
ЗП: Я и вовсе, не поверив своим глазам (на сеансе), на всякий случай отказалась от интервью с ветераном. Ну о чем его спрашивать? Как новая этика сочетается с фанкулло и прочей объективацией? Хотя все гораздо проще: рука Дарио пускать кровь уже устала.
Что касается фильма Майер, то местами мне казалось, что я смотрю отечественное кино, настолько тут нарушены причинно-следственные связи, настолько громко играет Шопен — и в душе и за кадром.
АД: Ладно, поворчать на фестивале — святое дело. Но мы-то знаем, что процент дряни здесь так же высок, как в любом другом месте (или кинозале): от двух третей до трех четвертей от общей массы. Простая математика: те 10–15 хороших фильмов, что мы с тобой набираем каждый год, складываются из максимум двух-трех на каждом из мировых фестивалей. Так что давай лучше о хорошем. Удалось найти жемчужины в кучах компоста? Меня не на шутку растрогал Ульрих Зайдль, его новый фильм «Римини». Он давно, кстати, молчал, с 2016-го, когда снял леденящий док про охоту. А «Римини» — игровой и ужасно трогательный, хотя не без нотки привычной мизантропии. У Зайдля, впрочем, мизантропия всегда причудливо переплетена с гуманизмом, а издевка — с нежностью. Многие его именно за это и не любят (а другие ценят). Но, по-моему, немолодой певец из курортных отелей в несезон, еще и выступающий под псевдонимом Ричи Браво, растопит любое сердце. Особенно в компании со своими неюными пассиями и папашей-нацистом, в альцгеймере слушающим Шуберта. Не то чтобы Шуберт непременно лучше Шопена — просто уместнее. Весь фильм про «зимний путь» героя.
ЗП: О, да. На примере Зайдля я впервые осознала пользу эмбарго для критика. За сутки «Римини» обзавелся контекстом. И я готова голосовать «за», хотя по-прежнему считаю, что физиологии здесь через край, и Зайдль занимается беспардонной эксплуатацией энтропии — в виде увядших чресел, имея при этом наглость выдавать ее за гуманизм. Ричи Браво, безусловно, харизматик от Бога, чуть напоминающий Микки в «Рестлере», а также профессора Доменичи (Делона) в «Первой ночи покоя» Дзурлини — тоже заснеженный Римини и тевтонская тоска. Лишь вместо верблюжьего пальто — звериная шкура.
АД: Она из тюленя, эта его шуба! Ну не прелесть ли. А каков репертуар! Специально писался, между прочим. Идеальные шлягеры, пошлые (хоть и не люблю это слово) до сладости. Михаэль Томас гениален. Кстати, оказывается, Зайдль собирается снимать вторую часть диптиха под названием «Спарта», про младшего брата Ричи. Но вернемся к позитивным впечатлениям. Неужто никто, кроме зайдлевского жиголо-казановы тебя совсем-совсем не очаровал?
ЗП: Новый Дюпьё меня порадовал. На поверхности вроде бы лежит сравнение с «Алисой в стране чудес» и «Портретом Дориана Грея», но я, во-первых, восприняла этот фильм как пародию на поп-философию Нолана (со всеми его реверсивными энтропиями), а во-вторых, почувствовала, что Дюпьё плавно выбирается из тени сюрреализма на безжалостный свет реальности. Довольно взрослый и грустный фильм про то, что никто не хочет умирать и в то же время все хотят оставаться молодыми. А это же огромное противоречие.
АД: Ага, а под вечно молодой кожей ползают муравьи. Так себе утопия. Я на стороне персонажа Алена Шаба, который решил, что ему омолаживаться не надо, надо спокойненько стареть, сидя на берегу реки, а не на стороне несчастного Бенуа Мажимель, решившего инсталлировать себе электронный высокотехнологичный член японского производства. Вообще, этот фильм мне показался, скорее, неудачным, хотя там есть чудесные находки и сцены, как и всегда у Дюпьё. Но «Жвалы» были гораздо веселее. Тут кино больше похоже на синопсис придуманного фильма, запитчингованный продюсерам, чем на фильм как таковой.
Меня впечатлила картина Grand Jeté (это балетный термин) из «Панорамы». Немецкая, но по сценарию украинской писательницы — и авторки «ИК»! — Анны Меликовой. Но я не по знакомству впечатлился, а по-настоящему. Радикальная драма о молодой матери — преподавательнице балетной школы, — она заводит страстный роман с собственным сыном-подростком. Его вырастила бабушка, а героиня только что, можно сказать, впервые встретила. Инцест — тема леденящая, особенно в контексте этого фильма, который, отступая от привычных, вшитых в нас всех и восходящих к религии табу, вдруг задает вопрос: «А, собственно, почему?». Может ли оставаться такое вот преступление против общественной морали и вовсе без наказания? Кино превосходно сыграно и удивительно оригинально снято, интригующе, но как-то при этом целомудренно. И в традициях «Пианистки» Ханеке — если не эстетически, то тематически.
ЗП: Хм. Знакомые мотивы по имени «ДАУ», не имела ли к нему отношения Анна Меликова? Я, увы, ничем подобным похвастаться не могу. Пока все положительные эмоции только от общепита, в особенности от ресторана с неприятным уху русского человека названием «Эрнст». Кто будет в Берлине, не уверена насчет Берлинале, но данный кафетерий очень рекомендую.
АД: Тоже неплохо. Я сегодня съел возмутительно дорогой леберкезе с кислой капустой (она, впрочем, была хороша) и запил светлым баварским. Что привело к героической борьбе со сном на сеансе конкурсной мексиканской картины «Драгоценное одеяние», столь же претенциозной и туманной, как и ее название. В продюсерах Карлос Рейгадас, что сразу чувствуется. Собраны все штампы латиноамериканского авторского кино — неконтролируемая жестокость, бедность, преступность, красивая природа с магическим реализмом и вечная вина белого привилегированного населения перед потомками коренных племен. В сюжете разобраться так и не удалось. Впрочем, грешу на пиво.
ЗП: На этой ноте предлагаю завершить трансляцию, завтра, либе фройнде, мы вам расскажем про картину Клер Дени, к которой ну совсем много вопросов.
АД: А у меня наоборот — ни одного. Гуте нахт, как сказал бы старик Шуберт.
К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:
Google Chrome Firefox Safari