«Кинотавр» — эталонный российский кинофестиваль — был одной из первых значимых вех 90-х, сопровождающих нас по сей день. В обратной проекции значение «Кинотавра» укрупняется. Роскошная попсовая гулянка на морском берегу с участием «всех-всех-всех», сама того не ведая, объединяла и структурировала поток фильмов, снимавшихся в свободной России без цензуры и редактуры. Сергей Лаврентьев в рамках проекта ИК «Пролегомены» (куратор — Елена Стишова), посвященного постсоветскому кино, рассказывает о рождении самого влиятельного фестиваля российского кино и его противоречивом основателе Марке Рудинштейне.
В 2019 году главный национальный российский кинофестиваль «Кинотавр» отмечал свое 30-летие. В Сочи съехались едва ли не все звезды отечественного киноискусства и кинобизнеса. Не было лишь человека, который придумал этот фестиваль, сделал «Кинотавр» тем, чем он сейчас для нас является.
Конечно, 30-летие — не совсем юбилей. Однако и пять лет назад, когда дата была по всем понятиям круглая, Марка Рудинштейна в знаменитой гостинице «Жемчужина» не было.
Единственным, кто упомянул творца сочинского экранного смотра, отдал ему должное в официальном выступлении, оказался новый владелец бренда, умный и интеллигентный Александр Роднянский. Остальные в лучшем случае молчали. А в худшем, следуя «славной традиции», восхваляли нового начальника и хулили предыдущего.
Впрочем, в данном случае, дело не только в традиции. Марк сильно подставился. Он написал книгу, дал несколько интервью и даже записал телепередачу, которая, правда, в последний момент в эфир выпущена не была. Устно и письменно было объявлено городу и миру о фестивальном закулисье. О том, как жили и что делали в неофициальной обстановке кумиры миллионов отечественных зрителей.
Так как дело происходило десяток лет назад, публика не привыкла еще к тотальному поглощению компромата на знаменитостей — последние сильно обиделись. Добились вышеупомянутого запрета телешоу. На письменные эскапады ответили в том смысле, что нетактично, мол, и некрасиво. Ему, безродному выскочке, позволили приблизиться к миру звезд, а он отплатил черной неблагодарностью.
Надо признать — кое-какие основания для подобных рассуждений у «звезд экрана» имелись. Судьба Рудинштейна — красноречивое подтверждение хрестоматийного «кто был ничем, тот станет всем».
Еще в середине 1980-х Марк принадлежал к «цеховикам» — так в СССР именовали тех, кто стремился зарабатывать деньги, не оглядываясь на «нормы социалистической законности». И прелести советской пенитенциарной системы были знакомы ему не понаслышке. И даже не важно, за что он попал в тюрьму. За деятельность концертного администратора или за нелегальный прокат «Великолепной семерки» в отдаленных городах и весях Страны Советов…
Важно другое.
Когда подобного рода деятельность была легализована и ее приверженцы стали именоваться предпринимателями, Марк Григорьевич Рудинштейн решил окончательно посвятить себя кинематографу.
Бушевала перестройка. Революционное начальство Союза кинематографистов призывало смотреть высокохудожественное кино и одновременно с этим перевело прокат на рыночные рельсы. Руководители провинциальных киновидеообъединений приезжали в столицу и приобретали для демонстрации в своих регионах совсем не художественное, а исключительно развлекательное кино. Масса картин, созданных советскими мастерами, оказалась невостребованной.
Тут-то звезда Марка Григорьевича и взошла.
В подмосковном Подольске в разгар перестройки, весной 1990-го он организовал приснопамятный Фестиваль некупленных фильмов, взволновавший и кинопрессу, и кинематографическую общественность. Нельзя сказать, что результатом этого события стал широчайший показ лент киносмотра в советском прокате. Он уже практически умер. Однако люди, создававшие фильмы, которые стали вдруг никому не нужны, возрадовались появлению энергичного бизнесмена, предоставившего им возможность хоть какого-то контакта со зрителем. Поддержка «творцов» окрылила Рудинштейна, подпитала его неукротимую энергию. Он решил продолжить начатое. И перенес киносмотр из заштатного Подольска на самый знаменитый российский курорт. Ведь за исключением Москвы и Берлина все крупные кинофестивали планеты проходят у моря или в горах. Благодаря неутомимому Марку, Сочи предоставилась возможность стать российской киностолицей.
Разумеется, формат «некупленных картин» для Сочи не подходил. Решили сделать два конкурса — «Кино для всех» и «Кино для избранных». А когда при обсуждении кто-то заметил, что получится не фестиваль, а кентавр какой-то, кинокритик Алена Бокшицкая ответила:
«Не кентавр, а КИНОТАВР!»
Так родилось название.
Было на дворе начало 1990-х. Эпоха первоначального накопления капитала отличалась в постсоветской России хрестоматийной дикостью. Вчерашние бандиты вышли из тени, обрядились в малиновые пиджаки. У них стали брать интервью, именовать бизнесменами. Деятели всевозможных искусств, нимало не стесняясь, принялись обхаживать новых властителей, брать у них деньги на творчество и на жизнь.
Контактов с «новыми русскими» у Рудинштейна имелось достаточно. И — да, конечно, в первую «кинотавровскую пятилетку» персонажей прежде сомнительной, а ныне вполне приемлемой репутации в Сочи можно было встретить повсеместно. Они давали Марку деньги на фестиваль, а взамен получали возможность выпивать с кумирами их бедного советского детства и отрочества.
Безусловно, и сам Марк Григорьевич был счастлив пребывать в высшем кинообществе. Но прошло время, и те именитые, кто жаловал Марка дружбой, принялись его обличать, забыли, как сидели в московской приемной владельца «Кинотавра», чтобы получить ангажемент на приезд в Сочи жены (мужа), матери, тещи, дочери, сына, внука с няней, собачки и кошечки…
Впрочем, может, и не забыли. Поэтому и обличали столь страстно…
Рудинштейн вовсе не стремился превратить сочинский фестиваль в бандитский притон. Он был вынужден платить долги фестиваля, принимая новых русских с наколками и золотыми цепями. Параллельно он пытался привлечь внимание государства к смотру отечественного кинематографа. На исходе первого десятилетия «Кинотавра» эти попытки привели к памятному визиту незабвенного Виктора Степановича Черномырдина, в то время премьер-министра. Он прибыл на торжественную церемонию открытия, пригласил в свою резиденцию в Красной Поляне «кинотаврическое» начальство… Победа Рудинштейна оказалась пирровой.
У него всегда было много врагов. На первом, еще досочинском этапе главным оппонентом был бывший цветочный король столицы Исмаил Таги-Заде, закупивший добрую сотню американских боевичков серии «Б», которые отечественные прокатчики с восторгом показывали в своих хиреющих кинотеатрах, не допуская в них «национальный продукт», пестуемый Рудинштейном. После визита Черномырдина в ряды недругов встали многие кинематографисты, опасавшиеся, что государство примется субсидировать «Кинотавр», а им на творчество и жизнь ничего не останется.
Однако самым коварным врагом, победившим-таки неукротимого Марка, оказалось Время.
Государственная поддержка фестиваля всегда была крайне незначительной. Чтобы получить эту малость, Рудинштейну пришлось придумать пост президента фестиваля. Создатель «Кинотавра» прекрасно понимал, что ему — немолодому, низкорослому человеку непопулярной национальности — добыть деньги у начальства будет практически невозможно. Здесь нужен был человек, одно появление которого в высоком кабинете заставит чиновника достать ручку и подписать бумагу. Выдающийся артист Олег Иванович Янковский, принявший пост президента фестиваля, первые десять лет замечательно справлялся с этой задачей. Когда в начале неведомого века в России появился новый руководитель, любимым фильмом которого является «Щит и меч», было ощущение, что уж теперь-то все финансовые проблемы главного национального фестиваля будут решены…
Ничуть не бывало!
Год от года становилось лишь хуже. Обаяние Янковского, увы, больше не работало. Марк задумался о продаже детища. Поначалу нашлась солидная и богатая компания, пригласившая на фестиваль аж самого Филиппа Киркорова и искренне не понимавшая, зачем там еще кино какое-то крутят? Потом были переговоры с предприимчивой дамой-режиссершей, обещавшей использовать родственные контакты с сильными мира сего… Наконец, ко всеобщей радости и удовольствию, появился замечательный Александр Роднянский, придавший фестивалю лоск и шарм, сделавший его бизнес-площадкой, определяющей новые тренды (и рождающей бренды) российского кино.
Так кем же останется в истории Марк Григорьевич Рудинштейн?
Полукриминальным авторитетом, устроившим киношную пьянку-гулянку у моря? Или человеком, спасшим отечественное кино, подарившим кинематографистам иллюзию продолжения жизни в тот момент, когда ее, жизни, уже практически не было?
Парадоксальным образом киноколлапс конца 1990-х был вызван тем, что производство картин возросло до 500 в год. Но — силы небесные! — что это были за фильмы! Их ставили все кому не лень. И даже те, кому лень. Сценаристы и операторы, звукорежиссеры и монтажеры, художники и композиторы, артистки и артисты… Большая часть произведенного никогда и нигде не демонстрировалась и не хранится сейчас в Госфильмофонде. Картины исчезли, будто никогда и не было их на свете.
Некоторое время зрители по инерции еще посещали кинотеатры, где шли боевички Таги-Заде, но инерция быстро прошла. К середине 1990-х кинозалы стали массово закрываться или перепрофилироваться. А в это время в Сочи звезды советского кино надевали вечерние платья и смокинги, шествовали по синей дорожке к Зимнему театру под восторженные крики и аплодисменты курортной публики. И казалось всем — и звездам, и зрителям, что никакой смерти кино нет, что все идет так же, как раньше…
Кстати, о звездной дорожке.
Люди, занимающиеся сегодня российскими фестивалями, которые проводятся теперь едва ли не в каждом областном центре, прекрасно знают, что для местного начальства эта самая дорожка является самым главным мероприятием, если не считать банкетов и песен-танцев на открытии-закрытии. Вслед за гостями главного курорта нынче жители Иванова и Казани, Благовещенска и Южно-Сахалинска твердо знают, что в означенный срок надо идти к этой самой дорожке, восторженно кричать и аплодировать.
И никто не задумывается над тем, что до Рудинштейна никаких дефиле звезд ни на Московском фестивале, ни на Всесоюзных не было. Конечно, не Марк это выдумал. Он просто перенес западную традицию в родные палестины. Народу радостно. Начальству приятно пройтись рядом с Машковым — Хабенским. Ну и самим кумирам миллионов тоже как-никак почетно.
А упоминавшийся уже пост фестивального президента?! Везде в России сейчас считают своим священным долгом иметь эту совершенно декоративную фигуру, нигде в мире не существующую (исключение — Карловы Вары, но там совершенно особая история). Янковский был необходим Марку для вполне определенных целей. Нынешнее же начальство на местах просто не представляет, как можно не увенчать праздник фигурой знаменитого на всю страну артиста или режиссера. И готово платить своему президенту немалые деньги за «работу лицом». Это, кстати, при том, что, согласно закону, в стране могут быть лишь Президент Российской Федерации и Президент Республики Татарстан.
А знаменитые вечерние показы на открытом воздухе?!
В южнокорейском Пусане Рудинштейн буквально заставил автора этих строк взобраться по крутой лестнице в будку киномеханика, показывавшего кино на экране, установленном на здании местного яхт-центра. Проекционист оказался европейцем и вежливо показал, как весь фильм сматывается на одну бобину (еще была пленка), как он заряжается в единственный аппарат, как человеку остается лишь следить, чтобы все шло гладко…
Современные сочинские ночные показы, начавшиеся после визита Марка Григорьевича на юг Корейского полуострова, стали едва ли не основным бесплатным аттракционом для посетителей знатного курорта.
А невероятное количество кинофестивалей, проводящихся в современной России, несмотря на периодическую нехватку денег и прочие трудности!? Разве не стремлением не отстать от Сочи продиктовано желание сохранить кинопраздники во что бы то ни стало? Не перевешивает ли все вышеизложенное очевидные рудинштейновские недостатки и проколы?
Безусловно, Марк Григорьевич никогда не был комильфо. Специфические манеры предприимчивого одесского еврея отличались не только от принятых в киношной тусовке, но и от той лощеной прилизанности, что была характерна для советских партократов. Неслучайно Катрин Денев так и не захотела встретиться с Рубинштейном в Париже, когда он привез ей приобретенную звездой в России антикварную люстру.
Тяга Рудинштейна к представительницам лучшей половины человечества принимала порой харвивайнштейновские формы. Если бы у нас имело место то, что недавно справедливо было названо Романом Полански «феминистским маккартизмом», отечественный «штейн» поборолся бы за первенство с американским.
Знаменитые пять номеров в гостинице «Жемчужина», где Марк Григорьевич и Олег Иванович проводили время в обществе прелестниц, стремящихся устроить свою жизнь в кино… Крылатая фраза о том, что главной задачей «Кинотавра» создатель видит прирост народонаселения, каковой должен воспоследовать через девять месяцев после завершения каждого кинопраздника… Неожиданное назначение директором фестиваля миленькой, но абсолютно глупенькой дамочки (назовем ее Кабалья Букашова), которая, судя по всему, и говорить-то не умела. Во всяком случае, сотрудники слышали от нее лишь две фразы: «Мои люди» и «Я на мобильном»… Появление еще одной директрисы (пусть она будет Матроной Боровиковой), чрезвычайно активной, шумной, с кем-то даже подравшейся и решившей, что она сама может отбирать фильмы не хуже каких-то там киноведов…
Все это было.
Но!
Почти все посетительницы знаменитых номеров устроили-таки свою киношную жизнь. А некоторые даже и весьма.
Дети после «Кинотавра» действительно рождались и семьи создавались. Кабалья эта самая привезла в Сочи помощницу — юную, очаровательную, чудесную Наташу, которая стала спутницей жизни Марка Григорьевича, увенчав его многолетние поиски женского идеала.
А без Матроны не было бы дивного фестиваля «Лики любви», целых десять лет, а точнее зим, радовавшего жителей столицы жаркими эротическими гетеросексуальными историями. За 20 лет до нынешнего всплеска официальной гомофобии Марк предстал яростным поборником традиционных сексуальных отношений. Страшный гнев был обрушен на отборщиков, включивших во внеконкурсную программу венгерскую ленту Кароя Макка «Глядя друг на друга» — едва ли не лучшую лесбийскую драму в истории кино. Кураторов спасла только ссылка на то, что в этой картине вместо одной обнаженной женщины в кадре целых две.
Кстати, об иностранном кино.
Заявление о том, что ругать Рудинштейна отечественные кинематорафисты стали лишь после его отставки и шокирующих откровений, не совсем верно. Шквал критики был обрушен на Марка еще в 1994-м, когда он решил параллельно российскому создать в Сочи международный фестиваль. Российские деятели кино стали ненавидеть эту затею с самого ее возникновения.
Выдающийся артист Янковский постоянно твердил о том, что фестиваль никому не нужен и его надо закрыть. Ему вторил замечательный киновед, президент гильдии критиков Мирон Черненко. Подопечные Мирона Марковича, никогда не заходившие в кинозал «Жемчужины», где шли иностранные фильмы, томно восклицали: «Ах, это никому не нужно!» Прекрасный питерский театровед, сценаристка и писатель Татьяна Москвина произнесла фразу, ставшую классической: «Почему я должна смотреть какую-то Швейцарию!» Дивный актер Владимир Ильин, пришедший на свою пресс-конференцию и узнавший, что она сдвигается из-за шведского режиссера, опаздывающего в аэропорт, в гневе развернулся и вообще отказался общаться с журналистами. Уважаемая киножурналистка, кажется, ни разу не посетившая просмотры в «Жемчужине», в отчете о пресс-конференции новых владельцев «Кинотавра» сообщила, что международный фестиваль закрыли: мол, не след нам показывать кино второго и третьего сорта.
Между тем кино показывалось то же, что в Роттердаме, Гётеборге, Локарно, Сан-Себастьяне, Карловых Варах. Председателями жюри сочинского международного были Лилиана Кавани и Мринал Сен, Вера Хитилова и Джафар Панахи, Удо Кир и Павел Павликовский. Дело здесь не в художественном качестве, а в проявлении национального советского характера.
Мы были воспитаны школой, семьей, комсомольской и партийной организациями в осознании того, что мы — лучшие. И все, что у нас есть, — самое замечательное. Когда случилась перестройка, никто не сомневался, что сейчас мир опустится на колени и станет нам аплодировать. Люди, которые вроде бы не любили все советское и кгбшное, говорили и действовали так, как внушили им проклятые институции.
Мы не можем существовать на равных с другими народами — только как победители. Сделав международный фестиваль, Рудинштейн посягнул на одну из основных «скреп» постсоветского человека. В 90-е и начале нулевых с подобным представлением о Родине и мире еще можно было сосуществовать. К 2005-му стало понятно: специфической энергии Марка Григорьевича недостаточно. Его время прошло.
На одной из своих последних конференций Рудинштейн заметил: никто сейчас не помнит имя того, кто придумал Каннский фестиваль. Для него важно, чтобы Сочинский кинопраздник жил дальше.
Нам же следует все-таки помнить, кто его придумал, создал и воплотил. Однако, думается, главное о герое своего времени сказал Вадим Абдрашитов:
«С уходом Марка закончился романтический период «Кинотавра».
К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:
Google Chrome Firefox Safari