Авторы номера исследуют переходы между различными видами искусства, включая адаптацию литературы в кино и видеоигр в другие жанры. В номере обсуждаются современные российские экранизации, переосмысление традиционных форм искусства и феномен "автофикшн" в творчестве его представителей.

Тимур БекмамбетовКино — это селфи режиссера

Тимур Бекмамбетов
Тимур Бекмамбетов

Тимуру Бекмамбетову исполняется 64 года. Мы решили поздравить режиссера и опубликовать интервью, которое он дал Юлии Гулян в 2018 году. В центре этого разговора — рассуждения о природе насилия, потенциале искусственного интеллекта и тогда еще набирающем обороты формате «скринлайф». Что-то из этой беседы теперь кажется пророческим, что-то упущенным, а другое и вовсе несбыточным (но оттого не менее симптоматичным). Впервые материал был опубликован в печатном номере 1/2 за 2018 год.

Автор «Дозоров» и «Бен-Гура», продюсер «Горько!» и «Хардкора» Тимур Бекмамбетов — еще и изобретатель нового формата Screenlife, когда все действие фильма разворачивается на мониторе компьютера. После пробного камня — спродюсированного им хоррора Левана Габриадзе «Убрать из друзей» — Бекмамбетов снял собственный фильм в этом формате. «Профиль» был показан в программе Берлинале «Панорама».

Юлия Гулян. Учитывая сюжет — британская журналистка выдает себя за новообращенную мусульманку, чтобы расследовать методы онлайн-вербовки ИГИЛОрганизация запрещена в России., — формат Screenlife как нельзя лучше подходит для «Профиля».

Тимур Бекмамбетов. Новый фильм — это не повторение эксперимента «Убрать из друзей». «Профиль» перерос экстравагантность формата. Его зрители быстро забывают о форме и погружаются в мир героини. Иным способом рассказать эту историю было бы просто невозможно, другой язык не был бы для нее аутентичным. «Убрать из друзей» был скорее тестом новой формы. Аудитории, разбирающейся в кино, это показалось одноразовым формальным экспериментом. С тех пор прошло почти три года, и я надеюсь, что для всех, кто видел «Убрать из друзей», станет сюрпризом эволюция языка этого формата.

Юлия Гулян. Главная героиня «Профиля» — профессиональный журналист; тем страшнее следить за тем, как она поддается обаянию вербовщика ИГИЛОрганизация запрещена в России., с которым общается только по Интернету. Получается настоящая история Дракулы: герой-вампир настолько очарователен, что все в него влюбляются против воли.

Тимур Бекмамбетов. На этом и строится их технология рекрутинга. В начале фильма героиня изучает инструкцию вербовщиков. Вербуют в основном молодых людей. Меркантильные ценности их мало волнуют. Богатство, популярность — все то, чем наполнен сегодня наш мир, — для них недостижимы. И тогда они находят выход из этой пустоты в мире реальных поступков харизматичных лидеров-террористов. Им кажется, что там нет лжи, свойственной нашей цивилизации. Самое удивительное, что влюбленность, которая произошла с героиней, передается зрителю: это он неожиданно для себя теряет контроль. Я хотел, чтобы сама магия кино заколдовывала зрителя, и зритель вместе с героиней, постепенно запутываясь, терял ориентиры.

«Профиль», режиссер Тимур Бекмамбетов, 2018

Юлия Гулян. Для вас редкость такие острополитические темы. Вспоминается только ваш дебют «Пешаварский вальс».

Тимур Бекмамбетов. Политические вопросы меня интересовали только потому, что они интересуют мою героиню. Я не считаю наш фильм политическим. Да и в «Пешаварском вальсе» было про людей, не про политику.

Юлия Гулян. Тем не менее «Профиль» попадает именно в Берлин — на самый политически заостренный кинофестиваль в мире.

Тимур Бекмамбетов. Возможно, отборщики увидели в первую очередь политический аспект в «Профиле». Но для меня политика — лишь профессия героини, а не тема фильма! Главные переживания героев связаны с пустотой, одиночеством в современной цивилизации. Распространение радикализма объясняется не его силой, а нашей слабостью. Мы впустили в себя страх и тем самым помогли этому явлению вырасти в грандиозную проблему. Журналисты, политики, интеллектуалы — мы все греем эту тему своим вниманием... Это проблема даже не столько Ближнего Востока, сколько Западной Европы. Многие участники этой трагедии никакого отношения, например, к Сирии не имеют. Это ребята, которые выросли на улицах Парижа, Лондона, Мадрида, Берлина, слушали песни рэперов и обожают пасту Nutella. Как так вышло? Чьи они? В общем, аудитория этого фильма – неравнодушные. Те, кто хочет разобраться в мире, который нас сегодня окружает, и сделать свой собственный выбор.

Юлия Гулян. Вопрос потери идентичности напрямую связан с Интернетом. Во «ВКонтакте» закрываются группы, опасные для детей. В другом вашем, уже продюсерском, проекте Search«Поиск» (Search, 2018), режиссер Аниш Чаганти, продюсер Тимур Бекмамбетов. – Здесь и далее прим. ред., премьера которого состоится на фестивале «Санденс», отец в поисках пропавшей дочери-подростка забирается в ее компьютер и понимает, что «потерял» ее уже много лет назад. По крупицам — файлам на диске, переписке, выложенным видео — он восстанавливает и ее портрет, и картину того, что произошло.

Тимур Бекмамбетов. Наверное, это вообще смысл нашего существования — понимать, кто мы есть. Кто-то определяет себя через поступки, кто-то через деньги, а кто-то через дружбу... Так было всегда, просто с появлением Интернета процесс самоидентификации стал более интенсивным. Раньше я получал реакцию только от близких людей, а сегодня в Интернете появилась возможность измерить себя миллионами «друзей». Раньше у меня было три друга или семь… или двадцать. Благодаря им я все понимал о себе. В Интернете происходит инфляция ценности контакта. Психологи недавно поняли, что даже такая распространенная вещь, как селфи, оказывается, существует не для того, чтобы выразить себя, а для того, чтобы через реакцию подписчиков на твой пост понять, кто ты есть. Кино — это селфи режиссера, который ждет зрительской реакции, чтобы через нее понять: кто он?

«Убрать из друзей», режиссер Леван Габриадзе, 2015

Юлия Гулян. Поэтому вы хотите перенести современные истории туда, где все мы проводим уже большую часть жизни, — на экраны компьютеров и гаджетов, в формат Screenlife?

Тимур Бекмамбетов. Сначала был театр, потом появилось кино, и это стало невероятным достижением — появилась возможность навсегда зафиксировать события. На смену немому кино пришел звук, потом цвет, компьютерная графика. Это все огромные ступени в кино и «сторителлинге». А Screenlife фиксирует изменения совсем другого порядка. Во-первых, мы вообще больше не говорим про физический мир, про физическую реальность. Перед нами мир переживаний, но связанных с физическим миром очень опосредованно, да и то не всегда: сейчас толком и не разберешь, где в Интернете бот, а где человек. А самое интересное в Screenlife — ты оказываешься внутри рассказчика. Раньше для этого использовались внутренние монологи. Или музыка, ведь саундтрек часто выполняет функцию интерпретации внутреннего мира героя. В нашем случае, когда видишь экран компьютера, ты считываешь внутренний мир героя уже не напрямую, а через его поступки. Видишь каждую паузу, движение мысли, как человек сначала пишет одно, потом стирает и пишет другое. Или, например, героиня стерла фотографии своего парня, чтобы сохранить свой новый романтический интерес. И мы видим процесс принятия этого решения. Это совершенно другой язык, однако он функционирует по тем же законам. Как Аристотель завещал, так мы и рассказываем, тут ничего не поменялось. Но форма принципиально другая, так как Screenlife рассказывает про другой мир.

Выпуская фильмы Screenlife, мы наблюдаем удивительный эффект: реакция зрителя на них на порядок острее, чем на любой традиционный фильм. Зрители очень живо на это реагируют уже только потому, что моментально узнают свои страхи и переживания. Все узнаваемое: то, как ты себя ведешь за компьютером, какие манипуляции производишь, какие у тебя происходят микрособытия на экране. Например, в самый напряженный момент фильма выпрыгивает уведомление о том, что ваш диск переполнен и нужно что-то удалить, чтобы дальше жить. Это что-то бытовое и символическое одновременно. История «Профиля» про журналистку, которая выдает себя за другого человека, — это же shape shifting, жизнь под маской. В традиционном театре это была бы маска. В Screenlife все традиционные приемы драматического искусства получают иное воплощение.

Юлия Гулян. Получается, в Screenlife камера обращает свой взгляд от внешнего мира к человеку, смотрящему на этот мир.

Тимур Бекмамбетов. Да, только камеры тоже нет. Если говорить про «Профиль», то в 50 процентах хронометража мы даже не видим лица актрисы, и для меня это самые интересные зоны. В традиционном кино мы понимаем, как считывать эмоции, оценки, реакции человека по его мимике, жестам. Но Screenlife учит нас понимать, что происходит с человеком не по движению его глаз, а по движению курсора. Это хореография открывания/закрывания окон и папок. Характер движения курсора — нервное, ритмичное, сумбурное или продуманное. Эти характеристики выражают персонажа в той же степени, что его мимика и голос. Мне было важно подтвердить это на практике, проверить на реакции зрителей.

Разумеется, остается и традиционное мизансценирование кадра, потому что есть веб-камера, которая снимает и самого героя, и материалы, которые он получает. То есть привычная камера существует, но она взаимодействует с языком Screenlife. В «Профиле» есть сцена, когда героиня открывает видео, где над женщиной заносят нож, и в этот миг раздается звонок… Видео останавливается — это уже язык не кино, а Screenlife: он взаимодействовал с содержанием окна видео, но и интерпретировал его. Обычно использование хроникальных кадров, found footage, — это традиционный постмодернистский прием, но мы его используем еще и внутри другой реальности, что добавляет силы этому языку. Наверное, это уже постпостмодернизм.

«Поиск», режиссер Аниш Чаганти, 2018

Юлия Гулян. Здесь и монтаж полностью внутрикадровый. Как теперь манипулировать вниманием, при этом не меняя рамку кадра?

Тимур Бекмамбетов. Тут было два разных пути. С самого начала я сформулировал для себя некие правила Screenlife: не должно быть монтажа и не должно быть ощущения, что это кино. Поэтому у нас нет видимого монтажа, чтобы сохранить ощущение подсматривания за чьим-то монитором. А в Search создатели пошли по другому пути, нарушая эти придуманные законы, — там герои осознанно создают визуальный контент. Соответственно есть монтаж в традиционном понимании. Это путь более нарративного кино, и он тоже работает.

Юлия Гулян. Уже есть опыт хоррора («Убрать из друзей»), триллера («Профайл», Search), на подходе комедии Liked«Лайкнутый» (Liked, 2017), режиссер МарияЛьюис Райан, сопродюсер Тимур Бекмамбетов. и «Днюха!»«Днюха!» (2017) – фильм Романа Каримова, сопродюсер Тимур Бекмамбетов.. Что дальше?

Тимур Бекмамбетов. У меня вопросов больше, чем ответов. Моя цель — как можно больше людей втянуть в эту творческую дискуссию и в процесс создания разных Screenlife фильмов. Я уверен, что совершенно любые истории в любых жанрах могут быть рассказаны на этом языке. Фэнтези, исторические картины… Сейчас мы готовим с Михаилом Зыгарем [призан Минюстом иностранным агентом] мультимедийный проект «1968» о том, что происходило каждую неделю в 1968 году. Это был удивительный год: восстание студентов в Париже, события в Чикаго, выступления на Красной площади против танков в Праге. Появился «Макдоналдс»… Мы делаем вид, что тогда был Интернет, и на языке Screenlife рассказываем о тех событиях. Для поэзии это тоже идеальная форма. Я имею в виду поэзию, близкую к экспериментам 1920-х годов, когда футуристы соединяли тексты с изобразительным искусством. Этот язык способен передать малейшие движения души через текст. Наконец, Screenlife — идеальный инструмент для массового творчества.

Юлия Гулян. Потому что все инструменты буквально под рукой.

Тимур Бекмамбетов. Да, ничего не нужно, кроме желания высказываться. Я уверен, что многие захотят записывать и редактировать свою жизнь. Мы создали не только программу-рекордер, но и программу для монтажа этих записей. Я уверен, что, выпустив, скажем, двадцать фильмов на таком языке, мы воодушевим других кинематографистов на собственные эксперименты.

«Днюха», режиссер Роман Каримов, 2018

Юлия Гулян. Получается, основным каналом для потребления таких фильмов будет уже не кинотеатр, а какая-то онлайн-платформа? Где вообще логичнее смотреть фильмы на языке Screenlife?

Тимур Бекмамбетов. Кинотеатр был стратегически важен, когда мы выпускали «Убрать из друзей» в 2015 году, чтобы к Screenlife относились как к кино, а не блогингу. Было важно сказать, что это кино, его смотрят люди в кинотеатрах за деньги: значит, это не только эксперимент, но и продукт. И этот релиз был для нас невероятной удачей. Сейчас мы выпускаем и второй, и третий фильм, становясь пионерами этого киноязыка. А в принципе, я уверен, что суть кино останется прежней: есть истории, которые нужно переживать вместе. Это сериалы смотрят дома, а фильмы – вместе в кинотеатре. Так и некоторые фильмы Screenlife будут требовать коллективного просмотра. Впрочем, это вопрос – как лучше зрителю переживать это произведение, может ли такое кино быть поводом для общения. Поэтому мы продолжаем делать фильмы и для кинотеатров, и для просмотра на своих девайсах. Для второго случая мы разработали технологию, которая позволяет сделать контент кликабельным. Кликабельность оживляет пространство фильма, позволяет сделать кино интерактивным, уходить в альтернативные сюжетные линии. Это создает ощущение причастности, уникальности происходящего. Эффект театра, то есть живого отклика. Мы выпускаем на рынок Screenlife — программный продукт, позволяющий каждому записывать свой экран, а вскоре и делать его прямую кликабельную трансляцию. Это будет как бы театральная постановка, которую можно будет разыграть онлайн перед миллионами зрителей.

Юлия Гулян. Но при этом зрители не смогут влиять на происходящее?

Тимур Бекмамбетов. Как и зритель в театре. Он может встать и кинуть чтонибудь в актера, но чаще всего мы ведь этого не делаем, потому что хотим досмотреть до конца. Это подходит и для журналистики, и для образовательных программ, электронной коммерции, педагогики — все, чем занимается человек в современном мире, может выиграть от использования нашей технологии.

Юлия Гулян. Но ведь это мнимая простота и открытость формата. Фильмы на языке Screenlife — это огромная работа постпродакшна, где нет ни одного кадра без компьютерной графики.

Тимур Бекмамбетов. Так был сделан фильм «Убрать из друзей»: все было сгенерировано, печать текстов была сделана моушн-графиками, а потом стало ясно, что это не очень правильный путь. В «Профиле» большую часть текста на экране набирала актриса, и это был живой текст со всеми ее ошибками, опечатками, ритмом набора. Синхронизация движений на экране с мимикой героя — настоящая магия, ни один дизайнер этого пока сымитировать не может, гораздо проще сыграть актеру, поэтому мы и озаботились созданием такой программы, которая записывала бы синхронно игру актера и жизнь его экрана. Мы начали с небольшого исследования, и вот уже два года занимаемся разработкой этих программ, получили патенты. Мы записываем кликабельное изображение и записываем его по слоям — это как снимать на хромакей в традиционном кино. В результате получается footage, и монтажер может работать по слоям, менять названия сайтов, менять фоны, тексты, то есть свободно оперировать отдельными частями экрана.

Юлия Гулян. Помимо Screenlife проектов у вас в разработке фильм о советском исследователе, основателе нейропсихологии Александре ЛурииФильм до сих пор не был снят.. Почему вы заинтересовались его историей?

Тимур Бекмамбетов. Были замечательные фильмы «Игры разума», «Пробуждение», «Сталкер»«Начало»«Пролетая над гнездом кукушки», «Клетка», картины Терренса Малика. Все эти фильмы вдохновляют нас, но, как ни парадоксально, все они являются производными от повести, которую мы как раз экранизируем — «Потерянный и возвращенный мир» Александра Лурии. И «Помни», и «Пробуждение» написаны под сильным влиянием творчества нейропсихолога Оливера Сакса. Я лично видел его письма Лурии, в которых он называет того своим учителем и вдохновителем. Таким образом мы, сделав круг, возвращаемся к исходной истории, которая послужила толчком для всего направления фильмов о трюках человеческого сознания. А поскольку эта история случилась у нас в 1943–1945 годах, нам ее и рассказывать.

Я бы этого никогда не делал, если бы в последние несколько лет так не актуализировались машинное обучение и работа над искусственным интеллектом. Семьдесят лет назад Лурия работал над тем, чем сейчас занимаются мои знакомые математики и программисты, пытаясь научить компьютеры думать. При этом они, сами того не подозревая, используют те же методы, которые применял Лурия, пытаясь восстановить одного лейтенанта Красной Армии, раненного осколком в голову. Меня такие парадоксы всегда вдохновляли. Как «Ночной Дозор» совмещал современную Москву и вампиров, так и тут — практически научная фантастика, провидческие научные открытия совершаются в сталинскую эпоху, в разгар войны. 40-е годы — это же как фэнтези для сегодняшнего зрителя. Если все получится, то мы покажем, как в 1943 году, когда вся страна из последних сил противостояла фашизму, врач-исследователь с тем же неистовством докапывался до тайн человеческого мозга. Он работал в уральском госпитале в Кисегаче, через который прошли тысячи раненых. Я понимаю, что он, наверное, и помогал, и способствовал тому, что солдаты возвращались на фронт, и в итоге он внес вклад в Победу, но совершенно очевидно, что он занимался совсем другим, — это был, несомненно, конфликт интересов.

«Потерянный и возвращенный мир», Александр Лурия

Юлия Гулян. Странно, что про Лурию совсем нет фильмов, хотя он и сам был связан с кино, дружил с Эйзенштейном.

Тимур Бекмамбетов. Не просто дружил — они вместе написали научнуюработу, и Лурия помогал Эйзенштейну разрабатывать теорию творческого процесса в кино, а Эйзенштейн помогал Лурии разобраться в работе мозга. Эйзенштейн читал лекции на курсах Лурии в МГУ, а тот приходил к нему во ВГИК. После смерти Эйзенштейна Лурия принес домой его мозг и хранил его какое-то время у себя под окном в холодильном шкафу, прежде чем отдать его в Музей мозга. Этот эпизод есть в воспоминаниях дочки Лурии — она очень боялась этой банки с мозгом. Лурия дружил со всеми великими того времени. Притом он был настолько сфокусирован на своей работе, что для него жажда познания была сильнее морали. Ему было важно сохранять лабораторию, получать все возможности для исследования и не важно, каким путем.

Но фильм будет скорее не о Лурии, а о его пациенте. Лев Засецкий будет главным героем — он совершит подвиг, станет одновременно и объектом, и инструментом исследования. Не знаю, как Лурия его уболтал на это. Он научил этого человека с полностью разрушенным сознанием описывать то, что с ним происходит, свои состояния, переживания методом так называемого автоматического письма. У Засецкого была нарушена правая часть поля зрения, и левая чуть-чуть, и еще по центру несколько скопом. И в этих зонах в полумраке мозг достраивал образы из его «библиотеки» воспоминаний. Недостаток информации позволяет достраивать собственные образы: мы в темноте видим Дарта Вейдера, а это вешалка. Лурия научил Засецкого не доверять своему зрению и находить в увиденном реальность. Лурия придумал много красивых хитростей. Например, Засецкий не мог запомнить людей — ему казалось, что все лица одинаковые. И Лурия предложил ему здороваться со всеми, чтобы по голосу вытаскивать из памяти нужное изображение знакомого человека.

Юлия Гулян. Вы хотите применить машинное обучение, чтобы показать в кино процесс восстановления этого разрушенного мышления?

Тимур Бекмамбетов. Изобразительно это дико интересно. Все нейропсихологи сегодня знают Лурию и готовы рассказывать, как и что происходит в голове у больного, но никто не может описать, каким образом больной путает на лице очки и велосипед — как было с Засецким, который хохотал при виде Лурии, потому что сознание подсовывало ему неверные образы. Мы пытались понять, как у такого рода больных работает это замещение, создание галлюцинаций. Врачи не знают, как точно это выглядит. И тут у меня был выбор. Поскольку я режиссер, «прославившийся» спекуляциями на собственных галлюцинациях, я мог бы придумать их сам. Но мне стало интересно, используя машинное обучение, построить такую программу, которая после загрузки в память одних образов потом создавала бы галлюцинации-аллюзии. Отчасти для меня фильм является предлогом для такого эксперимента.

Юлия Гулян. То есть это будет практически машина по созданию метафор? Очень романтическая идея.

Тимур Бекмамбетов. Да, поэзия ведь так же устроена. Может, я не прав, но я представляю: первые 20–30 минут фильма мы закладываем зрителю в сознание образы — формы, анимации, слова, звуки… ну вот как часто делают артхаусные режиссеры. Это должно быть что-то очень эмоциональное, иначе не запомнится. Мы создаем «паттерн», нейросвязи между разными образами — это в начале. А дальше нашего героя ранило, все это развалилось, и все те же образы теряют привычные связи. Как только мы видим изображение, где у героя не хватает информации, компьютер будет достраивать ее из своей базы. Для зрителя это будет абсолютно достоверно, так как ему мы в первом акте заложили точно такие же образы. Конечно, каждый зритель приходит в кино со своей «библиотекой», но, если он загипнотизирован историей и сопереживает, для него этот «трип» случится.

Юлия Гулян. Тогда следующий шаг — виртуальная реальность на основе этой программы?

Тимур Бекмамбетов. Да, и это будет невероятное кино. Надо сначала накопить собственную «библиотеку» образов, из которой сложится твое «кино».

Юлия Гулян. А наш мозг готов к таким игрушкам? Сегодня любят говорить, что наш мозг не поспевает за технологиями.

Тимур Бекмамбетов. А он никогда и не поспевал. И двадцать, и сто лет назад били тревогу. Я знаю, что это опасная вещь, но интересная! А все интересное опасно.

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Safari