Концентрат Нолана: «Довод» — opus magnum самого амбициозного режиссера современности

31.08.2020, 12:45. Я расшифровываю заметки, сделанные во время пресс-показа, и ничего не могу понять. Это криптограмма, ключ к которой утерян навсегда. Бессмысленные каракули. Помогите. Кто-нибудь. Пожалуйста.

29.08.2020, 13:01. Я иду по улице и думаю: нужно срочно перенести в файл записи, пока еще хоть что-то помню, иначе потом буду смотреть на это как на иероглифы.

26.08.2020, 22:30. Я выхожу с пресс-показа и понимаю, что мне не о чем писать, совершенно пустая голова. Но успокаиваю себя: у меня же есть заметки, которые я — вот же молодец! — как обычно, сделал во время просмотра. Это меня спасет.

26.08.2020, 20:33. Вот он. Сидит. Что-то малюет на бумаге во тьме кинозала. Как курица лапой. Понятнее пиши. Старайся! Ну пожалуйста! Ты же меня, то есть себя, то есть нас обоих погубишь.

Примерно так выглядит темпоральная инверсия — главный сюжетный трюк «Довода» Кристофера Нолана. Фильма, на который мировая киноиндустрия возлагает большие надежды: если уж эта картина не вернет зрителя в кинотеатры, то страшно даже представить, что будет дальше. Время в этой фантастической конструкции течет в двух направлениях: из прошлого в будущее и наоборот — из будущего в прошлое. Первое направление называется линейным, второе — инвертированным. Первое — знак привычного мира, второе — иномира, метка врага. Кто-то в будущем решил запустить инвертированные копии людей и предметов в прошлое, чтобы его уничтожить. Бойцы бегут задом наперед, автомобили дают задний ход, пули влетают в стволы. И, разумеется, рано или поздно два потока времени схлестнутся: человек в настоящем столкнется нос к носу со своей инвертированной копией из будущего.

Нолан, как известно, любит брать что-то знакомое в реальности и добавлять туда нечто остросюжетное или фантастическое. Так, например, появился его дебютный полнометражный фильм «Преследование» (1998). Однажды его квартиру обчистили воры, причем ценности они оставили на своих местах, зато взяли личные, очень дорогие Нолану безделушки. Это стало отправной точкой для создания истории про людей, которые беспардонно вторгаются в лондонские квартиры, копаются в чужих вещах, воспоминаниях, жизнях.

Так же и в «Доводе»: кто из нас не запускал собственную инвертированную копию в прошлое, чтобы не допустить ошибку, не сказать близкому человеку грубое слово или, наоборот, не проглотить обиду, а ответить «по существу». Разумеется, сделать это мы можем только в голове. А Нолан переносит эту фантазию в фильмическую реальность, используя столь любимый кинематографистами сюжет перемещения во времени.

Параллельно он сам движется в обратном направлении по своей фильмографии. «Довод» понемногу похож на все картины Нолана. Во всей красе здесь завораживающая своим формализмом аттракционность «Дюнкерка» (2017). Процентов на восемьдесят фильм состоит из шоу-стопперов — драк, погонь, перестрелок, оглушительных и мастерски сделанных экшн-эпизодов, от которых действительно захватывает дух. Каждый из них ставит на паузу движение сюжета и превращает «Довод» в фильм-балет, где хореография важнее драматургии. Видимо, понимая это и пытаясь выправить баланс, Нолан насыщает короткие передышки между экшн-эпизодами запутанной драматической интригой, в которой непросто разобраться, и многозначительными афористичными диалогами. Получается «масло масляное»: слишком много новых вводных для зрителей в разговорных сценах и слишком много бьющего по рецепторам экшна в шоу-стопперах.

В «Интерстелларе» (2014) и «Начале» (2010) Нолан решал эту проблему введением трогательной семейной линии. И тоже избыточной — слишком уж мелодраматичной. В «Доводе» мелодраматический подсюжет подвергнут редукции (он буквально тонет в «шпионско-бондовской» многоходовке) и, разумеется, инверсии. Нолан рискованно переворачивает ставки — один из важнейших инструментов подключения зрителя к герою. Обычно ставки возрастают: слезинка ребенка, жизнь человека, спасение мира. Здесь все наоборот. Сначала протагонисту в исполнении Джона Дэвида Вашингтона (которого так и зовут — Протагонист) нужно предотвратить Третью мировую войну; потом к этому добавляется спасение Кэт (Элизабет Дебики) от мужа-абьюзера, российского олигарха Андрея Сатора (Кеннет Брана); а чуть позже — осушение слезинки: выясняется, что Сатор запрещает сыну-школьнику видеться с матерью. Из-за этой инверсии все происходящее может быть воспринято как температурный бред или сон. Протагонист, кстати, трижды просыпается в течение фильма, и непонятно, что было реальностью, а что сном. Может быть, все действие картины — это путешествие по сну во сне, как в «Начале»?

Как во сне, персонажи раздваиваются и склеиваются, чтобы затем снова раздробиться. Этот сюжетный ход Нолан виртуозно использовал в «Престиже» (2006) и здесь вновь к нему возвращается.

Но больше всего в «Доводе» мотивов ранних картин. Встречное движение времен уже было отработано в «Помни» (2000): действие в этом фильме идет вспять, каждая последующая сцена оказывается предыдущей, но в сквозном эпизоде, к которому мы периодически возвращаемся, время течет линейно. Хитроумная многослойная интрига; головоломка из фрагментарных эпизодов; герой, убежденный в том, что действует по своей воле, но оказывающийся пешкой в чужих руках, — все это заявлено в «Преследовании». Рекурсия реальности, из-за которой герой становится частью системы отражений-самоподобий, стала темой короткометражки «Жук-скакун» (Doodle-bug; 1997).

И в последнем фильме из перечисленных (на деле одном из первых в фильмографии Нолана), пожалуй, кроется важнейший ключ к «Доводу». В этой трехминутной картине молодой человек с ботинком в руке гоняется по комнате за каким-то насекомым. И выясняется, что это не насекомое, а он сам — точнее, его крошечная копия, которая так же бегает за микроскопическим человечком, скорее всего, за ним же самим. Вдруг за спиной героя вырастает гигантское лицо — это вновь он, только огромных размеров. И этот колосс вот-вот прихлопнет его своим великанским ботинком.

На сленге британских военных эпохи Второй мировой doodle-bug — самолет-беспилотник, так называли немецкие самолеты-снаряды. Герой короткометражки и есть такой снаряд, движущийся по кем-то намеченной траектории, он лишен субъектности, он всего-навсего объект, фигура на чьем-то игровом поле. Рекурсия, то есть бесконечное множество самоподобий, не дает ответа на вопрос, кто подлинный актор этого действия. Каждая из копий считает актором себя, но оказывается лишь игрушкой в чьих-то руках.

В ту же ловушку помещен и Протагонист из «Довода». Об этом говорит название фильма (Tenet по-английски, «Довод» по-русски), слово-палиндром, которое можно читать справа налево и слева направо, суть от этого не меняется. Картина и структурно напоминает палиндром: начиная с середины, мы в обратном порядке возвращаемся к событиям первой половины фильма и смотрим на них другими глазами, вооруженные новой информацией. Слово-палиндром Tenet — фрагмент другого, более сложного палиндрома, латинской фразы Sator Arepo tenet opera rotas, которую помещали в квадрат таким образом, чтобы ее можно было читать слева направо, справа налево, сверху вниз и снизу вверх. Эти пять слов старательно разбросаны Ноланом по фильму. Олигарх Андрей Сатор владеет корпорацией «Ротас», он шантажирует жену с помощью поддельной картины Гойи, которую сделал некий Арепо, открывающая сцена фильма разворачивается в Киевской опере.

Над переводом этой фразы исследователи ломают головы до сих пор. Самое загадочное слово — Arepo. Его нет в словарях латинского языка, вполне возможно, это имя собственное. В романе Владимира Орлова «Альтист Данилов» эта фраза переводится так: «Пахарь Арепо за своим плугом направляет работы».

Слово tenet занимает в палиндроме центральное место. И именно это слово вынесено в название фильма как ключ, подсказка. Tenet — форма глагола teneo, который означает «направлять, держать, достигать, добиваться». Сюжет «Довода», на первый взгляд, вступает с этим в противоречие: Протагонист выполняет приказы других, и, в отличие от героя короткометражки Doodle-bug, прекрасно осознает, что является лишь частью большой операции, стеклышком в чьем-то витраже, словом в некоей фразе, понять смысл которой ему не суждено.

Но это только на первый взгляд. Как и в Doodle-bug, Нолан несколько раз расширяет горизонт восприятия, позволяет герою и зрителю увидеть поле битвы с другой точки обзора и кардинально пересмотреть отношение к происходящему. Благодаря этим манипуляциям древнее слово «протагонист» тоже заиграет оттенками значения: вроде как бесцветный, функциональный термин, заменяющий герою Вашингтона имя, просто «основной персонаж» станет «первым в состязании» (в буквальном переводе с древнегреческого) и «персонажем, чья судьба находится в центре фабулы» (согласно определению из сценарных учебников).

Чья судьба находится в центре фабулы. Не физические перемещения по пространству кадра, а судьба. Именно то, что побуждает нас плакать, смеяться, кричать герою на экране: «Что же ты делаешь?» То, за чем мы начинаем увлеченно следить. То, что заставляет впасть в забытье и потеряться в вымышленном мире. Но в инвертированной логике этого мира и этого фильма то, что должно быть в начале, оказывается в конце. Включается слишком поздно. И не работает в полной мере. Любители кроссвордов хорошо знают это задание: довод в пользу чего-либо, пять букв, первая М. Правильный ответ: мотив. У Нолана М оказалась последней буквой. Мотив Протагониста мы узнаем за несколько секунд до финальных титров. По логике инвертированного аттракциона по-другому и быть не может. Но не стал ли аттракцион ловушкой для его автора?

При этом «Довод» воспринимается как opus magnum Нолана, его самое амбициозное и технически совершенное произведение, в котором он собирает по кусочкам любимые приемы из других своих фильмов. Поклонники режиссера наверняка будут в восторге, ведь они получат концентрат того, что любят. Ненавистники режиссера — концентрат того, что терпеть не могут. А в центре этого поля боя между первыми и вторыми окажутся третьи — не понимающие, что им с этим концентратом делать, чем и в каких пропорциях его разбавлять, чтобы избежать отравления организма.