Гендер — визуальный оргазм: «Грязный Рай» Бертрана Мандико — хорни-сай-фай с другой планеты

Девичьи ступни топчут дюны постапокалипсиса. Рядом плещется море-океан, омывая конец света («Все мы вышли из воды и должны туда же вернуться», — как говаривал классик). Из песка торчат кристаллы и изваянные ветром скульптуры, похожие на скрюченные пальцы. Под одной из них — голова. Девушки — их четверо, одеты как массовка «Безумного Макса» — заинтригованы, но злы. На голову плюют, даже, кажется, мочатся: раз закопали — значит, есть за что. Такие нравы на этой планете.

Это, кстати, не Земля, а другое небесное тело. Родную планету человечество засрало и в спешке перебралось на другую, где атмосфера оказалась непригодной для мужчин — выжили только «носительницы яичников» (в субтитрах — Only ovarian-bearers survive). Местечко под именем After Blue из космоса светит психоделическими цветами, на многие световые годы вокруг предупреждая, что экосистема здесь — на любителя.

Новое общество — или уже другой вид? — пересматривает социальные конвенции: жить малыми общинами по национальному признаку, наукой пренебрегать, дурные семена истреблять на корню. Одно из них — голова в песке: Кейт Буш (Агата Бузек) из польской зоны, назначившая себя дикой мессией этих мест, вестницей жестокости и хаоса. Пока вооруженное трио отвлекается от издевок на купание, четвертая — белая ворона Рокси (Пола Луна) — поддается уговорам Буш и выкапывает ее в обмен на исполнение трех желаний. Первым — его Кейт прозревает в подсознании спасительницы — оказывается смерть вечно издевающихся подруг. Буш же махнет правой рукой, когтистой и волосатой, блеснет на прощание светящимся третьим глазом, маячащим на лобке, и будет такова — сеять страх и смуту по всей земле, по всей планете. Рокси останется возбуждена и напугана. Эрос и Танатос, встаньте в круг.

В общине, похожей на ведьминский ковен (черные очки, остроконечные шляпы, котлы), уже обо всем в курсе. Руководство требует, чтобы Рокси вместе с матерью Золой (Элиза Ловенсон) отправилась в погоню за убийцей, дабы свершить праведную месть с помощью ружья, которые здесь на вес золота. Посопротивлявшись для приличия, пока дочь под половицами курит косяк из живого червяка и извивается в истоме, Зола берет ружье, хотя ее оружие — бритва: она избавляет товарок от вырастающих на шее волос (атмосфера!). Начинается их мифогенная одиссея по степям, топям и лесам After Blue, где на неведомых дорожках — следы неведомых людей.

Такова тягучая, избыточная и сбивающая с толку завязка «Грязного Рая» — второй полнометражной картины французского фантазера Бертрана Мандико, про которого за пределами Mubi и фестивальных секций короткого метра узнали в 2018-м, когда журнал Cahiers du cinema взял да и назначил «Диких мальчишек» фильмом года. «Рай», разумеется, берет выше: от островной фантасмагории, переваривавшей массив подростковых приключенческих сюжетов, Мандико дорос до планетарных масштабов, где в общий чан летит все, где когда-либо выкристаллизовывались яркие женские образы: сай-фай и вестерн, постапокалипсис и фэнтези, сюрреализм и драмы взросления.

«Дикие мальчишки» размывали конвенциональный (мужской?) взгляд в трех плоскостях: стилистической, сюжетной и гендерной. Квинтет жестоких сорванцов, зачарованных злым духом, переходил от учебного спектакля ко вполне реальному насилию, а в качестве воспитательной меры отправлялся с гипермаскулинным капитаном в далекое плавание. В дороге, конечно, начинался бунт — против доминирования взрослого, но и — собственного тела. На острове приятели оборачивались пятеркой девушек, а то, что начиналось как приключенческая подростковая классика, стремительно преломлялось берроузовским трипом, существующим в контрах как со связным нарративом, так и с визуальной четкостью. «Дикие мальчишки» — та же ловля теней немого кино, что и у Гая Мэддина, только с акцентом на телесном желании и гендерной текучести (то есть непостоянстве сексуальной идентичности человека), которой пытается сопротивляться история искусств со своими тропами и архетипами.

Ну а биосфера After Blue заполнена женскими персонажами, вырванными из жанровых матриц маскулинной западной культуры и предоставленными самим себе. Ведьмы и оборванки, мечтательные хиппи и плотоядные художницы, femme fatale и пьющие соседки, нимфоманки и валькирии, исчадия ада и призраки дома на холме, бродяжки высокородных вершин и девы в беде — все они плутают по тропам планеты и художественных произведений, мутируя и галлюцинируя, соблазняясь и освобождаясь. О течении процесса, чью драматургию уместно назвать хорниографией (sic!), сигнализируют не только обломки знакомых эстетик, но и остроумный неймдроппинг.

На фоне психоделического потенциала советских сказок и космических саг, перетекающего в рукотворное безобразие Синъи Цукамото и адептов грайндхауса, развивается сюжет в духе Алехандро Ходоровски, чей «Крот» (1970) фактически прорыл путь кислотному вестерну. Преследуемая матерью и дочерью Кейт Буш — полная тезка иконы авант-попа, а одна из жительниц арт-леса носит фамилию Стернберг (Вимала Понс) — в честь любовника-соцреалиста Гарри Стернберга. Есть имена и у огнестрельного оружия — в честь заповедных брендов: «Гуччи», «Шанель», «Луи Виттон».

В гравитацию «Грязного Рая» попадает еще большее разнообразие стилистических и теоретических сателлитов: от «Манифеста киборгов» (1985) Донны Харрауэй, провозглашавшего андроидов идеалом постгендерного мира, до причудливого сай-фая Анджея Жулавски «На серебряной планете» (1988), где человечество тоже эволюционировало в обратную сторону.

Сам Бертран Мандико остроумно предлагает другие аналогии: в одной из сцен Рокси читает «Эммануэль и Макбет» — кроссовер, который мы не заслужили, но который легко осуществим на After Blue. Собственно, «Грязный Рай» и есть микс чувственного, вечно возбужденного (хорни!) с мистическим фатализмом шекспировской трагедии.

«Я смею все, что можно человеку, кто смеет больше, тот не человек!»

— страстно декларировал тан Макбет. Реж Мандико показывает, что если не привязываться к определениям, то возможности не будут знать границ.